Мстислав
Шрифт:
– Мнится мне, воевода, что правое крыло у касогов послабее будет. На него большой полк бросим.
– Промолвил не поворачивая головы, князь, - Те, Ян, и место там. А как крыло сомнём, то и побежит Редедино воинство.
– Погоди, князь, что ещё Редедя замыслил?
– перебил Усмошвец.
Он смотрел туда, где в окружении своих бейколов стоял касожский князь. Его рука указывала на Мстислава. Один из бейколов подскакал к русским порядкам и, осадив мохнатого конька, шипяще выкрикнул:
– Эгей князь Мстислав! Зовёт тебя на единоборство Редедя-пши. Он велел передать тебе, что не хочет губить бейколов. Кто же кого из вас одолеет, за тем и победа, тот и дань возьмёт.
Огрев, он крутнулся, понёсся к своим.
Стихли гридни, молчат касоги. Что ответит русский князь? А Мстислав уже соскочил с коня, позвал отрока:
– Помоги броню скинуть!
– И положил на траву шелом и меч.
Проворный отрок стянул кольчугу. Оставшись без брони в портах и рубахе из паволоки, пружинистым шагом Мстислав направился навстречу спешившемуся Редеде Сходились не торопясь, приглядываясь друг к другу. Касожский князь повыше русского, в стане узок, но в плечах уступает Мстиславу. Тот, что кряжистый дуб, крепко стоит на ногах.
Сошлись на половине поля, схватились. Набычился Редедя! видно, думал подмять русского князя с единого маха да не рассчитал, вывернулся Мстислав…
Напряжённо следят за поединком дружины, чем единоборство окончится, кому хвалу провозглашать.
Чует Мстислав, как покидает его сила. Словно клещами сжимает тело Редедя, обжигает горячим дыханием. Изловчился русский князь, подмял касожского, ударил оземь. Редедя поднялся, выхватил болтавшийся у пояса нож, замахнулся, но Мстислав опередил. Блеснула на солнце сталь, и в смертельных судорогах забилось тело Редеди…
Ликующие крики раздались над русской дружиной. В безмолвном молчании стоят бейколы. Приблизился князь Ашкан, посмотрел на мёртвого Редедю, потом на Мстислава, склонил голову:
– Ты осилил великого князя Редедю, и отныне мы никогда не обнажим сабель против твоей дружины. Позволь уйти нам к себе.
– И замолчал, дожидаясь Мстиславова слова.
Не мы хотели этого боя, а вы, - ответил тот.
– И коли теперь сами от него отказываетесь, мы искать не будем, уводи дружину, князь Ашкан!
– Князь Мстислав Тмутаракань покидает!
– заговорили на торгу.
Юродивый с паперти недостроенной церквушки вещал:
– Сокроет небо тучи, быть грозе великой!
Иноземным гостям невдомёк, народ, знать, неспроста волнуется и себе с торжища прочь.
Русские купцы у Славина собрались, гадают, верна ли та молва? Может, попусту подняли переполох?
Славин лавку закрыл, позвал:
– Айдате самого Мстислава о том спросим!
– Сходим!
Те, Славин, речь держать, ты над нами старшина, - высказались купцы.
Отправились торговые люди на княжеский двор, а народ туда уже валит. Слыхано ли дело, чтоб Тмутаракань без воинов оставлять. Тут при князе да с этакой дружиной и то дважды на рать выходили…
Толпа шумела многими голосами, обрастала и, влившись потоком в открытые ворота, остановилась у крыльца, сдерживаемая гриднями. Чей-то голос выкрикнул:
– Пусть князь народу покажется!
– Мстислава-а-а!
– подхватили другие.
– Князя!
Ждали недолго. Мстислав вышел не один, с ним тысяцкий Роман и воевода Усмошвец. Люд затих, приготовился слушать, что скажет князь. А он руку поднял спросил, окинув взором народ:
– Чего, тмутараканцы, шумите?
Толпа разом закричала. И снова Мстислав поднял руку, успокоил:
– Не разом, пусть один из вас речь ведёт.
– Славин, сказывай, тебе слово даём! выкрикнул кто-то из купцов.
Народ раздался, пропустив Славина вперёд, ин пробрался к крыльцу, задрал бороду.
– Слух прошёл, князь, что есть у тя намерение уйти из Тмутаракани в Чернигов. Так ли это?
– То так!
– твердо ответил Мстислав, глядя купцу в глаза.
– А о Тмутаракани что же не радеешь? Либо уже не нужен те этот город, либо запамятовал, как стояли мы за тебя противу хазар, живота не жалели?.А может, на нас какое зло поимел?
– Зла на вас я не имею, и любы вы мне, тмутараканцы.
– Зычный голос Мстислава разнёсся над толпой, утихомирил возбуждённые голоса.
– За то же, что ходили со мной на рать, город свой боронили, низкий поклон.
– Князь склонил голову, помолчал, потом снова заговорил; - В Чернигов я собрался, и в том нет у меня поворота. Тмутаракань - что щит у Руси и зоркий страж на Русском море. А недругов у нас с вами, сами ведаете, не мало. Хазаров не стало, остались коварные греки. С другой стороны хищные степняки. Трудно нам. И хоть прочно сидит ныне в Киеве брат мой Ярослав, на его помощь я не уповаю. У него иная забота - от ляхов и печенегов Русь стеречь. Коли же буду я в Чернигове, то мы с вамп степнякам с двух сторон грозить станем. А ежли ещё какая над Тмутараканью угроза нависнет, я с северной дружиной к вам немедля на помощь явлюсь.
Вот теперь сами разумейте, как лучше для вас: тут ли мне оставаться либо в Чернигов уйти? То-то! Тмутаракани на руку, коли я на черниговский стол сяду. Она от того ещё крепче станет. С братом же Ярославом мы, я мыслю, урядимся [130] , и козней мне творить он не станет. А вас, тмутараканцы, я без дружины не оставлю. Будет в Тмутаракани мой посадник, воевода Усмошвец, а с ним гридни. Ян - воевода разумный, вы же помощь ему окажете, если надобность в том случится.
130
Договоримся.
– Не хотелось бы, князь, с тобой расставаться, но коли решил, что поделаешь, - развёл руки Славин.
Тмутараканец сбоку пробасил:
– Ежели Усмошвеца с нами оставляешь, то добро. Ему мы доверяем.
Народ начал покидать княжеский двор.
От Тмутаракани и до самого Корчева море усеяно дочерна осмолёнными ладьями. Погода безветренная, и корабли застыли, не шелохнутся.
Спозаранку погрузилась молодшая дружина, за ней настал черед большей. Ладья, украшенная головой сказочного зверя или птицы, на вёслах подходила к мосткам, принимала десятка два гридней и, обвешанная щитами, отплывала в море…