Мстислав
Шрифт:
В самом начале сентября, когда прошли на Руси крестные ходы, Василько пробудился от гомона у ворот. Выскочил на крыльцо, гридни теснятся, факелы чадят, и голоса:
– Гонец с заставы!
Тут и сам гонец к крыльцу протиснулся;
– Печенеги переправу начали!
– С нами Бог и крестная сила, - Василько перекрестился и велел нарядить гонцов - одного к князю Мстиславу, другого к князю Ярославу.
– Теперь пора, - сказал Мстислав, получив известие из Переяславля.
Задерживала погода, дул низовой ветер, и, едва через неделю он повернул сверху, на расшивы и насады [139] начали погрузку пешие черниговцы, а берегом стала готовиться в поход конная дружина князя Мстислава.
139
Насад - речное судно с поднятыми бортами.
Один за другим отчаливали от пристани корабли и, приняв в паруса попутный ветер, пошли по Десне, провожаемые черниговским людом.
Каково же было удивление черниговцев, когда они увидели выезжавших из детинца князя с княгиней. На Добронраве под плащом кольчуга, волосы шлем прикрыл. Княгиня мечом опоясана, а рука в кожаной рукавице легко держит повод. Она ехала с Мстиславом стремя в стремя, и народ радостно приветствовал их, как тогда, когда Мстислав с Добронравой отправлялись из Тмутаракани против хазар.
Отстучали копыта коней по бревенчатому настилу. За городскими воротами князь с княгиней взяли в рысь. Миновав дружину, Мстислав на возвышенности остановил коня, чуть поодаль Добронрава.
Сотня за сотней проходили гридни, сначала старшая, опытная, не раз в бою испытанная, затем молодшая, горячая, жаждущая сражений.
Поднял князь руку в приветствии, и тысячи голосов в едином порыве сотрясли воздух криком:
– Сла-ава!
И он покатился вдаль. Его услышали на кораблях и там подхватили:
– Сла-а-ваа!
Толкая перед собой кожаные плотики, держась за конские гривы, печенеги переправлялись на правый берег. От множества коней и люда Днепр грязно пенился. Шум, конское ржание и крики разносились на версты. Печенеги орали, радуясь удачному походу. Хан Булан привёл их к урусам, и вежи печенегов устелят тёплые меха, а урусские рабы будут доить . их кобылиц.
Печенеги выходили на берег, разводили костры, грелись и обсушивались, а в прокопчённых казанах варилось мясо и дразняще пахла наваристая шурпа.
Хорошо жить печенегу, его мир - степь, вежа - дом, а конь и сабля да лук со стрелами делают его воином.
Удел воина - покорять. Так передаётся из рода в род. Куда бы ни нёс конь печенега, он всюду должен наводить страх, об этом твердят печенегу от рождения.
Горят костры по всему правому берегу, а на левом ещё готовится к переправе тьма воинов. Каждый печенег ведёт в поводу запасного коня. Он загрузит его богатствами, какие добудет в Кие-городе.
Ой-ля, ждите, урусы, гостей, готовьте пир, собирайте в степной мир своих дочерей и молодых жён. Отныне их домом станут вежи печенежские, они будут рожать им сыновей, которые вырастут и снова придут в Урусию чтобы увести отсюда женщин для своих веж.
На взлобке разбили печенеги юрту хана Булана. Качается на ветру хвостатый бунчук, знак ханской власти. На привялой траве расположилась охрана.
Обложившись подушками, Булан полулежал на белой кошме. В этой юрте вот так же лежал его отец великий хан Зият, лежал брат Боняк, теперь лежит он, великий хан Булан. Он потягивает мелкими глотками хмельной кумыс и слушает, как гудит его войско. Это напоминает ему рёв Сурожского моря в непогоду…
Давно, так давно, что уже и забываться стало, ещё при отце, великом хане Зияте, вот такой силой ходила орда на Русь. Тогда печенеги привезли много всякого богатства и пригнали столько рабов, что хватило на несколько лет. Брат Боняк только собирался повторить поход отца, да дальше малых набегов не пошёл. Это сделал он, хан Булан!
Кончиком ножа Булан поддел кусочек горячего мяса, жевал нехотя. Мысли у него сладкие, и он не хочет нарушать их… В этот раз он привезёт себе из Кия-города молодую красавицу. Булан слышал, у конязя Ярослава дочь подобна чистой луне и свежему степному цветку. Её хан и возьмёт себе в жены.
Говорят, цветок отцветает, но это не у хана. Завянет этот цветок, хану сорвут новый, и он будет радовать Булана.
Булан лениво встал, откинул полог. День ясный и тёплый, как и тогда, когда отец водил печенегов на Русь. Булан это хорошо запомнил…
До самой ночи длилась переправа, и пока орда передыхала, по Полянской земле уже скакали печенежские разъезды.
5
Их ждали. Тревожно звонили колокола Десятинной церкви и других киевских церквей. Зажглись костры под чанами, поднимались на стены и башни гридни и кмети, оружный киевский люд.
Едва за последним подольцем закрылись створки ворот и загрюкали тяжёлые запоры, как печенеги дали о себе знать. Сначала над дальним лесом поднялась и заграяла стая воронья, закружила. Стоявший рядом с князем воевода Александр проворчал:
– Подлая птица, кровь и смерть чует.
Промолчал Ярослав, кому не знать, воронье - мрачные спутники сражений.
– Печенеги показались!
– раздались выкрики.
Сначала из-за леса выехал небольшой отряд, остановился. От него отделился печенег, поскакал назад. Воевода Александр заметил:
– Думали, мы их с дружиной у города ждём.
Прошло совсем мало времени, и появились печенеги.
В клубах пыли десятки, сотни ордынцев направлялись к Киеву. А из-за леса вытягивались всё новые и новые тысячи воинов. Казалось, им не будет конца. Воевода Александр буркнул:
– Со всей степи собрались на поживу. Сейчас с Подола начнут!
Подъезжали печенеги к городу, растекались по предместью, Подолу, по низу Днепра. В войлочных колпаках, немыслимых одеждах, поверх которых напялены кожаные панцири, они орали и гикали, носились у городских стен, размахивая саблями.
– Дозволь, князь, мне с гриднями отогнать их, - попросил Пров.
– Не время, твоё впереди.
– Ярослав шагнул к стрельнице, и тут же стрела, тенькнув, вонзилась в бревно.
– Поостерегись, княже!