Мстислав
Шрифт:
СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ
Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю;
не мир пришёл Я принести, но меч…
1
На Крещение черниговцы на Десне лёд пешнями пробили. Епископ Киприан и отец Кирилл с дьяконами и церковным хором воду святили. Отчаянные молодцы, раздевшись донага, кидались в ледяную купель. Толпа ахала, визжала от восторга. Девицы стыдливо отводили глаза. Им кричали с хохотом:
– Девки, дуры, пока нагишом, присматривайте жениха, кто чего стоит!
Неожиданно для всех Мстислав принялся разоблачаться. Добронрава брови вскинула:
– Окстись, князь, мороз, деревья трещат!
– Эх, княгинюшка, я ли не орёл?
Люд зашумел:
– Смотри-кось, князь крещение принимает!
– Ай да Мстислав удалой!
Бояре головами укоризненно покачивали, а Димитрий воеводе Роману зашептал:
– Срам-то принародно кажет!
Тут боярыня Евпраксия наперёд полезла:
– Вы-то, пни трухлявые, и рады показать, да ничё у вас не осталось.
– Тьфу, - плюнул боярин жене под ноги, - рыло-то отвороти.
– Как бы не так, - рассмеялась Евпраксия, - мне поглазеть и то в радость.
А Мстислав уже в прорубь бултыхнулся. Вода враз как огнём опалила. Побарахтался маленько. Его из проруби выволокли под одобрительный гул. Кто-то тулуп овчинный на князя накинул, кто-то валенки и шапку тянет.
А дома, в хоромах княжьих, баня натоплена. Попарился Мстислав, веником берёзовым нахлестался, после чего, выпив вина хмельного и поев горячей лапши с гусиным потрохом, так легко себя почувствовал, будто десяток лет скинул.
Добронрава пошутила:
– Ты бы, князь, ещё разок купель принял, гляди, окажешься таким, каким я тебя по Тмутаракани помню.
До обжи занесло дорогу. Мстислав велел заложить беговые санки, намерился Оксану проведать. Видит Бог, сладок плод запретный.
Катил тройкой. Коренник и пристяжные грудью гребли снег. Гридин коней сдерживал, не доведи опрокинуться. Где-то в глубоком лесу завыли волки. Кони ушами запряли, по коже у них дрожь. Гридин вожжи натянул, успокоил тройку.
В обже князя не ждали. Хозяин подшивал валенок, Оксана варила щи, а боровички двор от снега расчищали.
– А то как враз таять начнёт, избу подтопит, - сказал Пётр и хотел отложить работу. Но Мстислав остановил его:
– Делай своё, я не надолго.
Оксана голос подала:
– Уедешь, князь, но прежде щей наших отведаешь.
Пётр всё-таки поднялся:
– Пойду сыновьям помогу.
Мстислав мысленно поблагодарил смерда. Когда дверь за ним закрылась, князь обнял Оксану. Она промолвила:
– Грех великий на нас, Мстислав.
– Не на те, Оксана, на мне. Ты наяву и во сне в мыслях моих.
Дай срок, князь, я свой и твой грех отмолю. В Киев уйду, в монастырь.
– Замолчи.
– Ладно уж, - Оксана отстранилась.
– Не станем о грехе говорить. Прости меня, князь, я первая начала. Некстати.
Мстислав поцеловал её. Неожиданно вспомнил отца Кирилла, нахмурился:
– Ив любви не волен я, моя лада.
В сенях кто-то сбивал снег с валенок. Оксана прошептала:
– Потерпи, князь, по весне отлюбимся.
Над Черниговом дымы столбами, зима последнее добирала. Бывало, зимой Мстислава одолевало безделье. По примеру Ярослава он взялся читать, но едва осилил «Историю» Геродота [138] . Мстислав знал себя, ему необходима встряска.
138
…едва осилил «Историю» Геродота .
– Геродот (ок. 484 - ок. 425 гг. до н.э.) - крупнейший древнегреческий историк, прозванный «отцом истории».
В один из таких дней он отправился на охоту. Накануне приезжал из обжи Пётр, передал через Василька, что берлогу обнаружил.
До обжи добирались санями. Мстислав взял с собой Василька. Всю дорогу князь молчал.
Из обжи их вёл Пётр. Он шагал впереди с шестом и рогатиной. В лесу тихо, только и того, что снег под ногами поскрипывает, да иногда рухнет с вершины дерева ком, обдаст белой пылью.
Шли недолго. Пётр остановился, указал на темневший лаз. Мстислав взял рогатину, а Василько шест. Приблизились. Василько сунул в берлогу шест, долго ворочал им. Было тихо. Крепко же спит медведь. Мстислав с Васильком переглянулись. Раздалось недовольное урчание, и показалась огромная голова с оскаленной пастью. Разъярённый медведь с неожиданной лёгкостью выскочил из берлоги, встал на задние лапы, с рёвом кинулся на Мстислава. Князь шагнул ему навстречу и, выставив рогатину, с силой вонзил зверю в горло. Тут и Василько с Петром подоспели, свалили медведя.
Втроём они сняли шкуру, разделали мясо. Хозяин отправился в обжу за лошадью и вскоре вернулся…
Когда всё было окончено и Мстислав уезжал в Чернигов, он сказал Петру:
– Шкуру себе возьму, вишь, какой матёрый оказался.
Марья понесла. Счастлив Василько. Самолично зыбку из мягких ивовых прутьев сплёл, глубокую, чтобы дитя ненароком не вывалилось. Жене говорил:
– Роди сына, Марьюшка.
Боярин Парфён на дочь поглядывал с гордостью, на людях ходил важно, грудь колесом. Боярин Димитрий сказал ему:
– Ты, Парфён, ровно сам на сносях.
Намерился Мстислав слать Василька в Переяславль, но на весну отложил: пусть за женой приглядывает, чать, первенец появится.
В боярских хоромах жизнь и зимой не затихала, челядь ткала и шила, катала валенки и тачала сапоги. Черниговские мужики ремеслом занимались, купцы в лавках высиживали, а бабы по хозяйству управлялись, рожали, детей нянчили. Что ещё зимой делать?
Весной Марья родила. Ждали сына, появилась девка, Василиской нарекли.