Мстислав
Шрифт:
Вспомнил, как приходила как-то Ирина, уговаривала:
– Касоги Мстислава покинули, не пора ли тебе Чернигов под себя взять?
Заманчиво стать единым князем над всей Русью. Но Ярослав воли чувствам не дал, посмотрел в глаза жене. Они у неё холодные, и лицо злое. Погладил ей руку, промолвил:
– Нет, Иринушка, судьба нас рассудила. Не хочу лишать Мстислава его стола. Да и не обнажу меч на брата, один он у меня остался. Вспомни Святое Писание: «Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи».
И хоть удалилась Ирина недовольная, Ярослав не сожалел, что не послушал её. Из горницы Ярослав вышел на красное крыльцо, увидел ключницу. В душегрее, хоть и тепло, под кокошником волосы седые.
– Неужли князя Мстислава ждём? Я-то его мальцом наказывала, на кухне озоровал, пироги таскал.
Ярослав рассмеялся:
– Вот ты, боярыня Матрёна, и напомни ему.
Во двор въехал конный гридин, у крыльца соскочил с коня:
– Князь, ладья Мстислава в полудне пути от Киева!
Киев открылся за поворотом Днепра грядой холмов, стенами крепостными. Засияли золотом купола Десятинной церкви. Разноцветьем стеколец заиграли княжеские хоромы. Мстислав первым делом на стены и башни внимание обратил. Пожалуй, в Чернигове не хуже.
А Василько Подолом заинтересовался. Сколько сапог здесь истоптал! Разросся-то, разросся!
– Княже, - Василько повернулся к Мстиславу, люд на пристани, вишь, сколько, тя встречают. А вон и князь Ярослав!
Но Мстислав и сам уже видел Ярослава. Тот спускался с Андреевской горы прихрамывая. С ним бояре и воеводы.
Развернулась ладья боком, ткнулась в чалки, замерла. Мстислав через борт перемахнул, на пристань выбежал. Обнялись братья, долго стояли молча. Наконец Яро слав стер слезу:
– Спасибо, утешил меня, радость великую доставил.
Без труда отыскал Василько Петруню. Да и где ему быть, как не среди тех, кто собор возводит. А поставили его за пределами старого города на пустыре. Теперь вокруг собора новые палаты боярские строились, дома рубили.
– Василько!
– обрадовался Петруня и тут же потащил друга показать, как собор внутри отделывают.
– Царьградской Софии не уступит, - заверил Петруня.
– В мрамор оденем, мозаикой украсим. А росписью мир удивим.
– Мрамор-то откуда возьмёшь?
– У греков. Да ещё сказывают, там, где речка Тетерев, есть мрамор и чёрный и красный.
Допоздна проговорили Василько с Петруней, а когда расставались, Петруня заверил:
– В Киеве закончу, непременно в Чернигов переберусь, там собор поставлю, чтоб и черниговцы меня вспоминали!
Сидели в трапезной вдвоём. Уже сумерки сгустились, зажгли свечи. К еде почти не притронулись, пили мало, всё больше вино заморское. Братьев вспоминали, каких Святополк извёл, отца Владимира, великого князя киевского. Когда умирал, Ярослав в Новгороде сидел, а Мстислав в Тмутаракани…
– По вине Святополка Волынская земля под Болеславом оказалась, - заметил Ярослав.
Тут Мстислав ему письмо протянул:
– Зри, брате, на что ляхи меня подбивают.
Ярослав лист близко к глазам поднёс: что-то сдавать начали, прочитал. Долго молчал. Сказал наконец:
– Коварство короля мне ведомо, но чтобы брата на брата наущать! Сам-то не седни завтра смертный час встретит… Что будем делать, брат? Не станем мы в угоду ляхам русь на русь биться, чтоб наши гридни кровавыми слезами умывались…
– Ты моего совета услышать хотел? Он у меня один, пойдём на Болеслава, вернём червенские города, пусть ляхи знают, мы своей землёй дорожим.
– Коли ты, Мстислав, так думаешь, что мне сказать? Будущим летом сядем на коней, поведём дружины в землю Волынскую.
На том и порешили. Но вот разговор на Дикую степь перекинулся, и Мстислав напомнил о появлении половцев.
– Василько с ханом Мустаем встречался. Тот говорил, за Итилем хан большой орды вежи в дорогу готовит.
– Половцы пока за Волгою, и когда это они печенегов вытеснят из Дикой степи? А вот Боняк и Булан нам грозят.
– Пора поучить их.
– Аль мало били? Отец, князь Владимир, не только набеги отражал, но и в степь ходил.
– Мы, Ярослав, ныне так поступим. Коли ханы к Киеву кинутся, я им обратную дорогу перекрою; на Чернигов пойдут, ты им путь заступишь.
7
В истории Польши имя Болеслава I, по прозвищу Храбрый, связано с созданием государства. Это он, сын Мечислава I и чешки Дубравки, основал польскую монархию от Эльбы до Буга и Днестра, от моря Балтийского до рек Тиссы и Дуная.
Венчанный епископом в короли, он проводил завоевательную политику. С великим князем киевским Владимиром Болеслав вступил в родственные отношения, отдав дочь в жены его сыну Святополку, а после смерти Владимира помогал Святополку захватить Киевское княжество и овладел червенскими городами. Болеслав считал, что ослабленные усобицей русские князья не станут воевать с Польшей за Волынскую землю.
Время короля Болеслава - время раннего величия Польши.
Дни в Киеве - дни воспоминаний. Куда бы ни пошёл Мстислав, всё до боли знакомое. В княжьих хоромах палаты об отце напоминают. В большой гриднице собирались бояре и люди лучшие, на пиры званые, звенели кубки, говорили речи заздравные, пели, перебирая струны, гусляры.
Мстислав к Днепру спустился. На Подол попал, и снова воспоминания… А на торг выбрался, совсем ошалел, даже в груди заныло. Мальчишкой себя увидел. Ноги сами в калачный ряд повернули.
С грустью с Киевом расставался. У причала, прежде чем в ладью сесть, обнял Ярослава, промолвил:
– Счастливый ты, брате.
И подумал о том, что счастье Ярослава в его детях - сыновьях, дочери. В том, в чём судьба его самого обделила.
Смотрел Мстислав на отдалявшийся Киев, тяжело было на душе. Не заметил, как жизнь уходит. И годы у него не преклонные, эвон, Ярослав на десяток лет старше. Но в чём суть жизни, Мстиславу неведомо. У духовника спросил, тот ответил: