Мстислав
Шрифт:
Мстислав ответил с горечью:
– Отец Кирилл, ты мой духовник, а посему те знать велено, ропщу ли я? Когда у меня забрали сына, я ль не терпел? Теперь меня лишили жены, и я смиренен. Но устал я ныне и одинок. Одного прошу у Создателя, пусть возьмёт меня к сыну и жене. О скорейшей смерти молю.
– Смерть каждого сыщет, мой сын, но не всякий принимает её достойно. Не ропщи, как бы ни горько было на душе. Помни, ты князь!
– Священник поднял палец: - Князь Мстислав, каковой имя Храброго носит…
Долгой и утомительной показалась Мстиславу та зима. Лишь по весне чуть ожил и решил послать в Киев, к Ярославу, гонца, звать брата в Любеч.
В ста вёрстах от Киева вверх по Днепру, а от Чернигова в двадцати вёрстах по лесным дорогам встал с древ» них времён Любеч, древний город Черниговской земли.
Ещё при князе Олеге ходили с ним любечцы на Царьград, а любечские гости вели торг широко и достигали стран Востока и скандинавских земель. Из Любеча вышел мирской человек Антоний. Много исходив, попал он на гору Афонскую, в монастырь, а приняв пострижение, монах Антоний вернулся в Киев и основал Киево-Печерскую Лавру.
Стоял Любеч на приднепровском холме, окружённый бревенчатыми стенами. Мимо катил воды Днепр, лизал поросший высокой травой берег, волнами плескал в потемневший от времени причал.
Жмутся к холму избы посада, лезут к кремлёвским стенам. А вокруг города леса глухие, нехоженые, редкие деревни, поляны с посевами. По осени смерды подсекают деревья, валят, сжигают, чтобы на новых пахотных землях родились хлеба.
Третьи сутки ждёт Мстислав брата. Ночами не спалось. От башни к башне перекликались караульные:
– Лю-ю-беч!
Грустно Мстиславу, невесёлый разговор предстоит. Однако рано или поздно, а говорить об этом надо. Теперь, когда остался один, настала пора волю свою изъявить.
Перед утром забылся в коротком и тяжёлом сне. Увидел Добронраву такой, какой она была в Тмутаракани, молодой, красивой. Он знал, её уже нет в живых, звал, но она ушла, не оглянулась.
Пробудился Мстислав, в окно рассвет пробивается. Храпит славший у самой двери на войлоке отрок. Повернулся на бок, затих. Под лавкой пискнул мышонок. Скрипнули рассохшиеся половицы. Может, это домовой ходит?
Мстислав встал, растолкал отрока!
– Узнай, что слышно о князе киевском.
Умчался отрок, а князь, натянув порты и обув сапоги, умылся. Надев рубаху, подпоясался и, расчесав волосы костяным гребнем, выбрался во двор.
Прибежал отрок, ещё издали крикнул:
– Ладья князя киевского вёрстах в восьми от Любеча. С заставы весть!
– Буди гридней да поднимай посадника, пусть стряпух торопит, ино князь приплывёт, а трапеза ещё не готова.
Ладья со спущенными парусами ткнулась о причал, и тотчас стоявший у борта Ярослав очутился на берегу, в объятиях брата.
– Скорбь твою разделяю, Мстислав, - сказал князь киевский.
– Тяжела утрата.
– Разумом понимаю, но сердцем не воспринимаю, - ответил Мстислав.
Братья медленно двинулись к воротам любечского кремля. Ярослав краем глаза успел разглядеть, как постарел Мстислав. Не тот, какой из Тмутаракани пришёл…
Князья сидели в гриднице, за столами, с ними десятка два бояр черниговских и киевских. Ели и пили бояре, а братья вели неторопкий разговор, склонившись голова к голове. Но вот поднялся Мстислав, повернулся к боярам:
– Слушайте слово моё!
Бояре жевать перестали, к князю черниговскому всё внимание, а тот продолжал:
– Жизнь человека подобна свече горящей, оплывёт воск, и гаснет она. Настаёт час оплавиться моей свече. И когда такое случится, вы придёте, бояре черниговские, к брату моему и скажете: ушёл из жизни князь Мстислав, прими его землю, княжество Черниговское и Тмутараканское на себя. Знайте, бояре, киевский князь о Руси боле меня радеет. Слышите, о чём речь веду?
– Слышим!
– Пусть по твой воле будет, князь Мстислав!
Не успел Мстислав сесть, как заговорил Ярослав:
– Живи, брате, долго. А что назвал меня радетелем земли нашей, так и ты о ней не мене моего печёшься… Теперь послушай и ты и вы, бояре, моего слова. Все мы во власти Бога, и ежели он приберёт меня прежде брата, то завещаю Русь Киевскую уделами сыновьям, ты же, Мстислав, будешь им вместо отца…
– Быть по сему!
– поддержали Ярослава киевские бояре.
Не успели князья Любеч покинуть, как стало известно: печенеги землю полян разорили, но были остановлены киевским воеводой Александром и повернули назад.
– Запамятовали печенеги урок, - сказал Мстислав, - не грех повторить.
Разъехались князья. Мстислав утром Любеч покинул, а к исходу дня уже въехал в черниговские ворота…
В тот же вечер явился на княжьем дворе Белибей и направился к палатам. У красного крыльца ему преградил дорогу рослый гридин с копьём и щитом на руке.
– Куда прёшь?
– спросил грозно.
– Конязя Мстисляба видеть.
– Хе, ты кто, князь?
Но тут Белибека Мстислав окликнул. Он спустился с крыльца, подошёл:
– Здравствуй, сотник. Стряслось что?
– Орда Булана к Дону откочёвывает.
– Почто хану в днепровском гирле не сидится?
– Хана Мамлыка остерегается.
– Три лета Булан не ходил на Русь, а ныне сызнова на разбои потянуло. Не опасается половцев?
Белибек плечами пожал:
– Не верит, что они в нашу степь явятся. Их место за Итилем.
– Ты, Белибек, коли сумеешь, передай Булану, за полян проучу его, и впредь пусть знает, за разбои на Руси сурово карают.