Мститель
Шрифт:
Иче обнял сына. Он положил свои руки на его родную голову, поверх черной, бархатной ермолки, и благословил его. А затем сказал ему:
– Сыночка, родной мой, поверь мне! Поверь папе, Б-г свидетель, я не хотел, чтобы ты стал рабочим. Я мечтал, чтобы ты у меня стал Ребе [37] ! Настоящим мудрецом Торы! Но время сейчас такое плохое, такое тяжелое время, как семь худых коров… Помнишь, которые были во сне у фараона? И я поэтому договорился с нашим, местным евреем из Балты, Исроэлем, чтобы ты поступил к нему в ученики. А жить будешь у него. Так надо. Он так хочет. Но по субботам и по праздникам ты будешь у нас! Это же не страшно, сыночка! Мне на войне
37
Раввином, ученым-богословом.
И Шолом поверил. Как можно было не поверить папе-герою?
Так началась судьба Шолома как часовщика. Именно в Балте, будучи в начале подмастерьем мастера, он и научился ремеслу, которое потом будет его кормить всю жизнь.
Интермедия. Отрочество и юность
Шолом начал учебу. На самом деле он жил у часовщика, потому что у его отца не было даже денег, чтобы его кормить. И Иче договорился о том, чтобы мальчик жил на содержании у мастера всю неделю и приходил домой лишь на субботу и праздники. Так, впервые в жизни, Шолом оказался один в чужом доме. Отец договорился о пятилетнем сроке обучения. Единственным упущением в этой сделке было то, что никакой стипендии Шолому не полагалось, a собственных денег он не имел.
Во второй половине дня в пятницу Шолом приходил домой, мылся и переодевался в чистые праздничные одежды, как того и требует закон Моисея, и вместе с отцом шли они в синагогу, где уже и яблоку негде было упасть от количества пришедших на молитву мужчин.
– Ну, Шоломке, почитай нам что-то из Талмуда… – бывало, просили его белобородые старики.
И с трепетом и еле скрываемой радостью Шолом брал с полки толстенный том Талмуда, и, сев за стол с важным видом, начинал читать нараспев древний арамейский текст [38] , а затем читал на древнееврейском классические комментарии к нему…
38
Талмуд записан на арамейском языке, разговорном языке евреев Вавилона, между 3 и 5 веками н. э.
И светился от радости Иче, глядя на сына, который перед всей общиной читает Талмуд вслух, а затем переводит его на идиш и объясняет простым и далеким от учености евреям смысл трактата.
– О, какой у тебя сын, Иче! Какой сын! Талмид хохом [39] ! – раздавались доброжелательные возгласы со всех сторон.
Так шло время, пока как-то, совершенно случайно, Шолом не попал на одно революционное собрание молодых людей, проходившее невдалеке от Балты, но в корне изменившего его жизнь. Шолому было всего шестнадцать лет в это время. Он был глубоко верующим хасидским молодым человеком, уже с пробивающейся светлой бородкой и длинными, доходящими до скул, завитыми в жгут русыми пейсами. И вместе с тем он пришел на собрание революционно настроенной молодежи. В своем черном, длинном лапсердаке и шляпе.
39
Талмид хохом – ученик-мудрец или ученик мудреца (иврит). Классический термин, употребляемый в отношении грамотного и умеющего самостоятельно изучать священные иудейские тексты и Талмуд человека.
Собрание проходило на идишe и сразу захватило его сознание. Впервые он услышал такие фамилии, как Маркс, Энгельс, Либкнехт, Плеханов. Впервые кто-то сказал о том, что счастье не надо ждать, а за него нужно бороться самим. До прихода мессии можно и не дожить, a нужно вырвать свободу для себя и своих близких. И самое главное, помимо идей о всеобщей справедливости и равенстве, Шолом услышал о вооруженном сопротивлении погромам и творимому царским правительством антисемитскому беспределу.
Вскоре Шолом стал активным членом подпольной группы революционеров, назвавшей себя «Искра». И прошло совсем не так много времени перед тем, как он сам стал успешным оратором, начавшим часто выступать перед молодежью и вербовать её в свои ряды. Так, постепенно, Шолом отрезал свои вьющиеся пейсы, сбрил бородку и сменил еврейскую одежду на европейский костюм. И в последнюю очередь с его головы исчезла его большая черная бархатная ермолка.
Но атеистом Шолом не стал. Наоборот, он всегда говорил своим товарищам-революционерам и социалистам о своей глубокой и пламенной вере в Бога, напрочь отвергая кaк воинствующий атеизм, тaк и религиозный фанатизм. Любовь к отцу не позволила Шолому отказаться от веры отцов. И каждый раз, уже став социалистом и приходя домой к папе, он надевал ермолку и учил с ним Тору. И всегда сопровождал отца в синагогу на молитвы.
Как-то поздно вечером в одном из домов на окраине Балты шло собрание социалистов «Искры». Вдруг зашел разговор о Боге. Шолом был там, и он взял слово и попытался совместить веру в Бога с идеей социализма. Его, конечно же, освистали и высмеяли. К нему подошел грубого вида молодой парень, Идель-плотник, и крикнул:
– Что?! Ты веришь в Бога, Шварцбурд?
– Да, я верю в Б-га! – громко сказал Шолом.
– Да пошел ты к чёрту! – Идель плюнул ему в лицо.
Раздался хохот окружающих.
– Социалист не может верить в Бога! – закричали все.
– Может! Может верить в Б-га! – не останавливался Шолом. – Более того, все пророки верили в Б-га и были социалистами! Они жаждали справедливости для угнетенных!
Переубедить Шолома не мог никто, ни тогда, ни сейчас. Он верил в Б-га, трактовал Тору по-своему, и был уверен, что Б-г помогает именно социалистам, и именно поэтому они победят, так как их идеи самые справедливые.
Шолома не устраивало, что он не занимает лидирующего поста в революционной ячейке Балты. Вскоре, однако, Шолом нашел работу часовым мастером в селе Круты, которое находилось в тридцати километрах от Балты, куда он и переехал и где он стал главным агитатором среди местных социалистов. И хотя он еще ремонтировал часы казакам, он уже планировал воевать с погромщиками. Его сердце жаждало мщения. Шолом еще боялся выступать на больших собраниях, но по субботам он созывал своих соратников на тайные встречи, где говорил без конца о том светлом времени, когда люди всей земли освободятся и помогут Б-гу сделать справедливый мир. В Крутах он стал главой социалистической ячейки.
В начале 1905 года Шолом поехал в Одессу, откуда он должен был привезти революционные газеты и листовки. Проходя мимо усадьбы Трубецких, Шолом не удержался и решил прибить к их двери революционную листовку. Он так захотел дать щелчок этим зажравшимся аристократам! Но ему не повезло, и полиция накрыла всю его ячейку. Всех арестовали, но Шолому удалось лечь на дно и избежать ареста.
Прошло немного времени, и Шолом вновь услышал призывы к погромам по всей Новороссии.
Крики «Бей жидов!» заполнили собой воздух. Атмосфера неминуемого погрома царила повсюду. Такая же ситуация была и в Крутах.
Вечерело. Шолом возвращался домой, как вдруг его окрикнули пьяные мужские голоса.
– Эй ты, жид пархатый! А ну, подошел сюда! Тыловая сука!
Шолом резко обернулся. На углу улицы и трактира стояли трое подвыпивших солдат. Они были в форме, и Шолом сразу понял, что это были вернувшиеся с русско-японской войны солдафоны.
Один из них, высокий, с русыми волосами украинец, сплюнул на землю и крикнул:
– Сюда иди, жидовская твоя морда! Сейчас посмотрим, какие у тебя кишки!