Мстительница
Шрифт:
— Всё, ты созрела, Виктория Энглер, — наконец заключила она. — Водишь тачку не хуже Шумахера. Больше я тебе не нужна, езди одна. А сейчас покатили домой, я хочу лечь в постельку. Я сегодня не выспалась.
«Потому, что всю ночь проблудила где-то с Андреем, — улыбнулась я, по встречным трамвайным путям обгоняя попутный трамвай и этим маневром избавляя нас от стояния в длинной очереди к светофору. — Вернулась домой в начале седьмого утра, больше часа отмокала под душем, потом гремела на кухне посудой и в результате подняла меня из постели чуть свет»
— Как погуляли? — безразличным тоном поинтересовалась я.
— Беспонтово, — столь же безразлично ответила Тома. — От этого душного вафела
— Что же, практично, — заметила я.
— А чего ты еще ожидала? Чтобы я ему нарожала детей? Хрена с два, Герда…
— Не Герда, а Вика, — автоматически поправила я, как поправляла постоянно забывавшуюся Тамару по несколько раз на дню.
— Не Вика, а Энглер… Так вот, хрена с два, Энглер! Что хотела, от Андрея я получила. Что хотел, Андрей получил от меня. Друг другом довольны. Всё, финишная черта… А как у тебя? Олег не звонил?
— Пока еще рано. Он обещал через неделю, а прошло только шесть дней. Может, сегодня…
Как Томка просекла, что я связывалась по телефону с Олегом и что собираюсь с ним встретиться, пес ее разберет. Я давно уже смирилась с тем, что скрыть от этой паршивки хоть что-нибудь практически невозможно, и всегда довольно спокойно относилась к ее сверхпроницательности. Но на этот раз, когда она, вразрез всем поняткам, вдруг начала мандрычить меня расспросами об Олеге, я сперва удивилась — ведь не обмолвилась о нашем с ним разговоре ни единым словечком. Потом, осознав, что заштриховать от Тамары свою сердечную тайну не удалось, буквально взбесилась. А потом, успокоившись, рассказала ей и о том, что мы с Олегом должны встретиться в Питере, и о том, что он предварительно должен мне позвонить. По сути, а что здесь скрывать? Чего здесь такого, чем нельзя поделиться с подругой?
— …А может быть, завтра, — пробормотала я, помолчав. И, словно дразня сама себя, мысленно продолжила: «Или послезавтра. Или не позвонит вообще. Что же, смирюсь. Переварю и этот облом. Переваривала и не такое. Но сама в Москву звонить больше не стану. Вышвырну к черту из памяти номер диспетчера! Постараюсь вышвырнуть следом за ним и Олега».
Но к таким радикальным мерам прибегать, слава богу, мне не пришлось. Вечером, когда мы с Тамарой на сон грядущий пили на кухне шанеру, [37] вдруг надумал очнуться от спячки валявшийся на столе у меня под рукой телефон. Заверещал спросонья настолько пронзительно, что от неожиданности я обожгла чифирем нёбо.
37
Шанера (уголовн ) — чифирь
— Проклятье!.. Алло.
— Вика, привет. Не узнала?
Олег!!! Еще бы я не узнала этот голос! Да, признаться, никто, кроме Олега, звонить сейчас мне на трубу и не мог.
— Узнала. Привет.
— Завтра я буду у вас в Петербурге. Пересечемся? Не передумала?
Вот еще: передумала! Да я всю неделю жила ожиданием этого!
— Пересечемся, — замирающим голосом ответила я и, словно наждачной бумагой, провела языком по саднящему нёбу. — Где и когда?
— В «Пулково». В восемь утра. В зале прибытия.
— В восемь утра. В зале прибытия, — повторила я и радостно подмигнула Тамаре. — Заметано. Буду.
…Я была там в начале восьмого. Впрочем, ждать почти не пришлось. Олег нарисовался уже минут через десять.
— Привет. — Его появление в зале я каким-то образом проморгала, и он возник напротив меня столь неожиданно, что я даже вздрогнула. — Я думал, придется ждать мне, а получилось наоборот… Осторожно, колючая. — Олег протянул мне длинную красную розу, и я, забирая ее у него из руки, украшенной знакомым мне перстнем с рубиновым голышом, [38] подумала, что лучше б он меня сейчас попросту крепко обнял. И не надо мне никаких роз, тем более что к цветам я совсем равнодушна. За всю жизнь мне подносил их лишь Монучар, и нельзя сказать, чтобы это было связано с приятными воспоминаниями.
38
Голыш (уголовн.) — драгоценный камень.
— Привет. — С дурацкой улыбочкой на губах я окинула Олега оценивающим взглядом и не нашла ничего умнее, чем ляпнуть: — А ты точно такой же, как и тогда, в Новомосковске.
На нем, действительно, как и в ту памятную ночь, были тщательно отутюженные черные брюки, удачно гармонировавшие с небрежно расстегнутой на несколько верхних пуговиц белой рубашкой, открывающей взору треугольник шерстистой груди с толстенным золотым ланцугом. [39]
Длинные темные волосы зачесаны назад. На щеках и на подбородке легкий налет иссиня-черной щетины — у Олега сегодня еще не было возможности побриться.
39
Ланцуг (уголовн.) — цепь.
— Разве такой же? — На его губах обозначилась легкая ироническая улыбка. — Ты не права. Тогда у меня в руках был автомат, а сейчас вот… — Он приподнял перед собой небольшой черный кейс. — Только это. Согласись, что куда безобиднее. И тогда, в Новомосковске, я был по самые гланды загружен работой, а сегодня, считай, у меня выходной. Предстоит ненадолго заскочить в парочку мест, а потом, до вечера, я полностью твой. Ты на машине или нам придется искать такси?
…На «посещение парочки мест» у Олега ушло ровно полдня, и всё это время я, как исполняла обязанности его личного шофера, терпеливо дожидалась «босса» на стоянках возле дверей сперва одного богатого офиса, потом другого…
Где-то в начале четвертого я уже начала закипать в предвкушении того, что этот день, которого я ждала с таким нетерпением, обернется для меня полнейшим обломом и сведется к тому, что Олегу придется до позднего вечера заниматься делами, а я буду, как круглая дура, выступать в роли его бесплатной прислуги. Потом отвезу его в аэропорт, он махнет мне на прощание рукой и сольется обратно в Москву. Оставив в моей душе горькую оскомину разочарования в человеке, которого еще утром я почти любила, и закрепив мою уверенность в том, что по-прежнему я ковыляю по жизни в статусе безнадежного аутсайдера Но вот к «Ауди» размашистым шагом торопливо подошел Олег, распахнул заднюю дверцу, небрежно швырнул на сиденье кейс, а сам стремительно нырнул на переднее кресло рядом со мной
— Куда на этот раз прикажете, босс? — сварливо поинтересовалась я и повернула ключ зажигания.
— Теперь приказываешь ты, Вика. — Олег развернулся ко мне. Его горячая загорелая ладонь вдруг легла на мое бедро прямо у самой кромки символической юбочки, единственное предназначение которой сводилось к тому, чтобы скрывать от окружающих цвет моих трусиков. И в ту же секунду, не оставив за собой и следа, сгинули в небытие и раздражение на погрязшего в заботах Олега, и невеселые думки о том, что все надежды на сегодняшний день окажутся пустыми иллюзиями, и недовольство ролью патологической неудачницы, которую мне отвела жизнь.