Мстительница
Шрифт:
— Опять же, чтобы ты, хирург, не испытывал лишних иллюзий, что удастся слепить мне горбатого, — очаровательно улыбнулась Тамара, зловеще поигрывая проклятой «Береттой», — предупреждаю: про вашу позорную суету в «Простоквашине» мне известно практически всё. Над сбором материала работали серьезные профессионалы, на это было потрачено много денег и времени. К сожалению, кое до чего докопаться всё же не удалось. Знала бы всё, я б сейчас здесь с тобой не тратила времени. Итак, договариваемся так: ты сейчас выкладываешь мне всё-всё-всё, что тебе известно о торговле детскими
— Ты отстрелишь мне яйца. — Это был даже не стон. И даже не сип. Даже не шепот. Эту фразу Евгений прошлепал одними губами, так что расслышать ее было почти невозможно.
Но Тамара расслышала.
— Молодчина, — похвалила она. — Усвоил. Глядишь, всё закончится тем, что ты выйдешь из этих хором целым и невредимым. Только впредь говори, пожалуйста, громче. Диктофон не всемогущ, а на нем должен быть записан весь твой рассказ… Итак, точка отсчета: тот момент, когда тебе предложили потрошить на запчасти несчастных здоровых детишек. Посулили за это конкретные бабки, и ты согласился. Начинай с этого места. И… так и быть, можешь закурить еще одну сигарету.
…Карамзюк рассказывал более часа. Сначала сбиваясь и заикаясь. Но после того, как его зловещая собеседница ободряющее улыбнулась («Не волнуйся, хирург. Пока всё путем, у меня к тебе нет ни единой претензии») и прекратила постоянно наставлять на него пистолет, положив его на столик рядом с собой, Евгении Сергеевич успокоился, принялся выкладывать факты складно и четко, даже сам в какой-то мере увлекшись рассказом.
Девица слушала внимательно и молча. Лишь иногда согласно кивала белокурой головкой или перебивала вопросом.
— Так, значит, того мордоворота, который охраняет Толстуху, зовут Николай и он абсолютно не в курсе, что вы творите с детишками?
— Он уверен, что мы продаем их на усыновление за рубеж, но не более этого. Вообще-то, он только обычный шофер и телохранитель. Ну, и еще кроме этого…
— Знаю. Продолжай, Женя.
Он продолжал. До очередного вопроса:
— Кто руководит охраной объекта?
— Магистр.
— Он бандюга. Он командует своими торпедами и крышует вашу шарагу перед братвой. Но ведь должен быть кто-то другой — тот, кто занимается мусорами, спецслужбами, теми, с кем какому-то молдаванскому цыганенку не справиться?
— Насколько я знаю, все это лежит на Светлане Петровне.
Исподлобья Тамара смерила Карамзюка подозрительным взглядом и многозначительно положила ладонь на «Беретту».
— Ты уверен именно в этом раскладе, хирург? — почти прошептала она.
И Евгений Сергеевич на какое-то время вновь стал сбиваться и заикаться.
— Это все… что мне известно по вопросу охраны. Возможно… я просто не в курсе. Хотя раньше… считал, что от меня ничего, что… касается «Простоквашина»… не скрывают.
«Похоже, не врет…
Или, действительно, не в курсах. Или Толстуха настолько болезненно самоуверенна, что не придает конспирации столь скользкого дела почти никакого значения. Я почти не сомневаюсь в том, что верно второе. В таком случае раздавлю эту неблочскую Матрену, несмотря на всю ее массу, вообще без проблем». — Тамара убрала ладошку с «Беретты».
— Я тебе верю, хирург. Нет никакого руководителя службы охраны. Так что не менжуйся. И продолжай.
«Все в тысячу раз проще, — при этом решила она. — Про начальника службы охраны Арчи Гудвин просто придумал. Все-таки чересчур мнительный парень. Хотя, наверное, таким и должен быть частный сыщик».
…Если быть математически точным, то все, что в течение часа надиктовал на диктофон Карамзюк, срослось с тем, что успел накопать на «Доброе дело» детектив Петр, на девяносто девять процентов. А если не брать в расчет того, что охранник Толстухи не имеет к торговле детскими трансплантантами отношения, и того, что никакого руководителя службы охраны комплекса «Простоквашино» в природе не существует, — то и на все сто.
Это радовало.
Разочаровывало другое: к тому, что уже было известно по «Доброму делу», не прибавилось практически ничего.
— Сейчас закончим, хирург, — пообещала Тамара и напоследок учинила Карамзюку стремительный блиц-допрос:
— Итак, круг посвященных в то, что проделывается с ребятишками на территории «Простоквашина», ограничивается восемью негодяями?
— Да.
— Еще раз перечисли.
— Астафьевы, генеральный директор, Магистр, главный бухгалтер, я, мой ассистент и медсестра.
— Все остальные только прислуга?
— Да.
— Никто ни о чем не догадывается?
— Была одна баба в прошлом году, пыталась копать. Жила рядом в деревне. Однажды, когда мылась в бане, она угорела. Насмерть.
— Понятно. Ты абсолютно уверен, что не можешь назвать никого, кто за пределами комплекса причастен ко всей этой мерзости? Скажем, в Питере, в Москве, заграницей?
— Я ж объяснял, что я не более чем исполнитель. Ни к чему другому меня не подпускают и близко. И никогда не подпустят. Кто бы смог ответить на подобный вопрос — это Астафьева, Магистр и Шлаин.
— Генеральный директор?
— Да.
— Знаешь, где он живет?
— Нет. Знаю только номер мобильника.
— Здесь он есть в памяти? — Тамара положила на стол телефон, который еще в самом начале отобрала у Карамзюка.
— Есть.
— А всех остальных?
— Тоже.
— Твой пин-код?
— Четыре пятерки.
— Незамысловато. В чем заключаются обязанности Игната?
— По работе ни в чем. Целыми днями торчит у себя в двухэтажном курятнике и пялится в телевизор. На территорию почти не выходит. Очень редко вместе с Оксаной они выезжают на «Джипе» за территорию, но возвращаются уже через час. На моей памяти дважды Игнат исчезал куда-то на пару недель. Думаю, что ездил в отпуск. Или лечиться. Не надо быть психиатром, чтобы с первого взгляда определить, что у него не всё в порядке с башкой.