Мстительные духи
Шрифт:
— Ты… — он искал правильное слово, но не справился. — В порядке?
Кира подняла голову, ее глаза были красными, слезы еще лились по лицу. Она открыла рот, но слов не было. А потом она бросилась к нему, обвила его руками и зарыдала в его кимоно.
Глава 48
Харуто
Он держал ее в тишине, пока ее всхлипы и дрожь не утихли. Она отодвинулась и вытерла нос рукавом. Ее глаза были красными, опухли. Шики соскользнула с плеча Харуто, тихо свистя, забралась на колени Киры. Кира обняла маленького духа. Это было хорошо. Шики утешит ее лучше, чем он. Когда он потерял Изуми годы назад, он был безутешен. Его горе длилось годами, довело его до нищеты. Теперь он покидал друзей до того, как они умирали. Так было проще.
Кира обняла Шики и смотрела на Харуто, словно ждала его слова.
— Она… кхм… больше никто… — он вздохнул. — Богиня войны?
Кира кивнула.
— Вот так поворот.
Кира вдохнула с дрожью. Харуто услышал треск стекла, трещина появилась на ее щеке. Она быстро накрыла ее ладонью.
— Это моя вина, — прошептала она. — Это все моя вина. Я не смогла с ним биться, и Янмей умерла, — она смотрела на него, лицо было красным, а глаза — мокрыми. — Она умерла, потому что…
— Хватит! — тон Харуто был резче, чем он хотел звучать, но он не позволил девушке винить себя. — Это не твоя вина, Кира, и твои слова только унижают ее память. Янмей умерла не из-за тебя. Она пожертвовала собой, чтобы спасти тебя, спасти всех нас. Она сделала это, потому что знала, что никто из нас не мог одолеть этого онрё, и мы умерли бы, если бы попытались. Она билась с ним, зная, какой будет цена, потому что больше никто не мог. Ты хочешь винить кого-то, так вини тех, кто это начал. Вини мерзавца, напавшего на нас, демона, который приказал ему сделать это. Ты не виновата. Виноваты онрё. Виноват Вестник Костей. Но ты — нет.
Харуто кивнул и вздохнул. Кира смотрела на него, словно ждала больше.
— И, кхм, все, — сказал он. — У меня кончились вдохновляющие речи. Твоя очередь. Скажи что-нибудь. Пожалуйста.
Шики свистнула.
Кира покачала головой и издала смешок. Она тоже устала, едва могла сидеть ровно. Горе лишало энергии, не только силы воли. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла его. Харуто слышал треск зеркала, Кира схватилась за грудь. Она согнала Шики с колен, поднялась на ноги, шатаясь, держась за грудь одной рукой, прикрывая щеку другой. Харуто увидел черные тонкие трещины у кончиков ее пальцев, они тянулась к ее глазу. Она пошатнулась. Казалось, она потеряет сознание, но она глубоко вдохнула и выпрямилась.
— Я помолюсь, — сказала она, повернулась и пошла. Она замерла после пары шагов, оглянулась. — Спасибо, — она поспешила прочь.
Харуто смотрел ей вслед. Он думал, она замрет у храма богу войны, помолится статуе Янмей. Но она взглянула туда и побежала к святилищу.
* * *
— Думаешь, она будет в порядке? — спросил Идо Кацуо. Солнце угасало, сияние приглушали белые облака. Харуто сомневался, что священники позволят им остаться в храме на ночь, но он останется, пока Кира не будет готова, пока все они не будут готовы.
— Наверное, — Харуто пожал плечами. — На нее многое свалилось, и потеря Янмей — только часть, — Харуто признавал, что не одна Кира будет скучать по старушке. Было в ней что-то теплое, поддерживающее, и теперь ее не было. Харуто скучал по ее успокаивающему присутствию.
— Сложно представить, что она переживает, — сказал Гуан. Старый поэт порылся в сумке и вытащил чернильницу, заглянул в нее и скривился. — Если бы я потерял тебя, старик, я… был бы как без любимой кисти. Знаешь, потрепанной, которая не может уже нарисовать ровную линию и почему-то воняет гнилым яйцом.
— Как вы встретились? — спросил Идо Кацуо, заставив другой меч дрожать. — Бессмертный оммедзи и никудышный поэт кажутся странными друзьями.
Гуан рассмеялся, подошел к каменным статуям Янмей и бога войны.
— Старик спас мою жизнь.
Харуто пожал плечами.
— Я не смог избавиться от него с тех пор. Он ходит за мной, как тень, — Шики свистнула.
— Что она сказала? — спросил Гуан. Он стряхнул снег перед храмом и встал на колени.
— Предложила мне стараться сильнее.
— Хитрая, — Гуан почесал подбородок, опустил чернильницу на землю перед собой и вытащил маленький свиток бумаги из сумки.
Идо Кацуо сел на корточки рядом с Гуаном и кашлянул.
— Что? — спросил Гуан.
— Не надо так, — сказал Идо Кацуо. — Ты любишь рассказывать истории, так расскажи, — принц кивнул на храм. — Отвлеки меня, — Харуто думал, что, может, он переживал за Киру больше, чем показывал.
Старый поэт вздохнул и свернул бумагу.
— Это было в таверне. Не помню имя, где-то на севере у границы Хосы и Ипии. Я был… в плохом месте. Моя жена только умерла, и, хоть наши годы не были самыми счастливыми, я любил ее. Ее похороны были последним разом, когда я видел сына, и он сказал мне, что не хотел меня больше видеть. Его желание исполнилось. А тогда я был пьян, и дурак с шеей толщиной с лошадиную решил начать драку.
Харуто фыркнул.
— Ты забыл, что я был там, Гуан, — сказал он. — Ты начал драку. Ты прочёл стихотворение о том, какой уродливой была его мать, а потом назвал его несведущим луком.
Гуан усмехнулся и кивнул.
— Так и было. И он был таким. Он не оценил мое стихотворение.
— Оно было грубым.
— Такой и была задумка, — сказал Гуан, они оба рассмеялась. — Парень с большой шеей взмахнул кулаком. Старик шагнул вперед и принял кулак в лицо за меня. Парень разозлился и ударил его еще несколько раз, — он покачал головой и посмотрел на Харуто. Ты просто стоял и терпел побои, не отступал. Это разозлило парня, и он вытащил нож и вонзил его в грудь старика. Харуто вздохнул, вытащил нож и отдал ему. Он быстро отступил после этого.
— Ты не отбивался? — спросил Идо Кацуо у Харуто.
Харуто пожал плечами.
— А зачем? Я ударил бы его, а он меня. Другие могли влезть. Бессмысленная жестокость. И потом тот, кто не может выжить, получил бы ножом. Я пострадал немного, чтобы спасти других от худшего.
— Парень отстал, — продолжил Гуан, — и старик отвел меня в сторону и сказал: «Такие, как ты, не остаются мертвыми. Вокруг тебя слишком много горя и боли, слишком много осталось незавершенных дел. И я слишком устал и пьян, чтобы охотиться на тебя».