Мстительные духи
Шрифт:
Храмы были грозными силуэтами во мраке, становились тьмой вдали. Паутина прилипла ко всему, висела между храмами, тянулась по стенам, закрыла жаровни, свисала с высокого потолка тонкими нитями, которые покачивались, когда он проходил, пытаясь поймать его. Он поднял взгляд и увидел комья паутины недалеко от потолка, большие коконы свисали с паутины толщиной с веревки, десятки. Он вдруг понял, с чем имел дело.
— Зараза, — прошептал он. А потом услышал женский мелодичный смех, словно стеклянные бусины звенели в мраморной чаше.
Харуто вытащил катану из ножен, держал оружие наготове сбоку. Он тихо
Что-то потянуло его за меч. Десятки тонких нитей паутины липли к металлу.
Толстая женщина приземлилась на пол перед ним, ее ханфу чуть не лопнуло, но она двигалась грациозно. Четыре жутко сегментированные лапы торчали над ее плечами, вокруг ее тела, и волосы были тонкой жирной массой, торчащей из ее головы под сотней разных углов. Она прошла к Харуто. Ее глаза были двумя черными сферами, в них не было ни капли человечности.
— Здравствуй, мушка, — сказала она, рот был полным блестящих клыков. Она направила две паучьи лапы к Харуто. Одна пробила его плечо, другая — бок. Он взвыл от боли. Он потянул катану, но оружие застряло в паутине. Он пятился от ёкая, держась за раны, катана висела в воздухе между ними. Нити прилипли к его спине, рукам и ногам, и он отшатнулся в огромную паутину.
Хрипло хохоча, женщина опустилась на паучьи лапы и прыгнула во тьму. Харуто пытался вырваться из паутины, но липкие нити падали на него, некоторые были тонкими, как волосы, другие — толстыми и блестящими в тусклом свете. Через пару моментов он был скован, не мог пошевелиться. Но боль от ран утихала, его бессмертие уже исцеляло их. Он часто гадал, как далеко тянулось его бессмертие. Если ёкай поймал его в кокон, сколько он выживет, замотанный, как муха? Вечность? Такая вечность не казалась забавной.
Харуто размахивал руками и ногами, но паутина была слишком прочной, ее было слишком много. Вдруг его подняли к потолку, под ним были двадцать футов. Храм пола пропал. Под потолком нитей паутины было больше, они тянулись от одной стены до другой. Он насчитал восемь коконов, пока поднимался, ощущая людей внутри. Когда он перестал подниматься, ёкай сидела напротив него на троне из шелка.
— Я давно не видела оммедзи, — сказала женщина, шепелявя. — Меня зовут Сифэнь, мушка. А тебя?
Харуто огляделся в поисках того, что могло помочь сбежать. Конечно, ничего не было. Он был связан, ладони были у груди, их удерживала паутина, задержавшая его. Гнев Тяна кипел в его груди, ледяной гнев угрожал проглотить разум. Харуто хотел метаться, кричать, задушить онрё голыми руками, но не мог двигаться. Он скрипнул зубами и подавил гнев.
— Ты — йорогумо, да? — спросил он. Его мастер всегда говорил: «Если не можешь пробить путь силой, пробуй слова. Если это не помогает, начинай молиться».
— Да! — сказала ёкай, хлопая человеческими ладонями. Лапы паука над ее плечами трогали воздух, постоянно двигались.
Он еще не встречал йорогумо, но знал о них. Это были люди, которые умерли от паучьих укусов. Они были с сильной волей, незаконченными делами, часто были убитыми. Ядовитого паука могли подложить в кровать человеку, пока он спал. Жертву могли заманить в гнездо пауков и оставить умирать. Но это была не обычная йорогумо, она как-то стала онрё — наполовину ёкаем, наполовину человеком. С такой опасностью он еще не сталкивался.
— Знаешь, что я сделала с последним оммедзи, мушка? — спросила йорогумо, склоняясь ближе на шелковом троне. Паучьи лапы трогали воздух, и она усмехнулась, показывая острые, как ножи, клыки за своими губами.
Харуто пожал плечами. Попытался. Паутина этого не позволила.
— Ты его съела, да?
Она хищно улыбнулась, клыки за губами подрагивали от восторга. Он снова задумался о своем бессмертии. Он сомневался, что мог выжить, если его съедят, и он не хотел.
Харуто боролся, пинался, толкал нити локтями. Это было бессмысленно. Он не мог двигаться вовсе. Йорогумо смотрела, как он бился, ее темные глаза сияли.
Сердце Харуто гремело в ушах. Пот капал со лба, жалил глаза. Борьба ему не поможет, нужно было думать. Он вспомнил слова Карги — онрё искали темницу.
— Ты была в Хэйве? — спросил Харуто. — Ты убила Тяна?
Йорогумо отклонилась на шелковом троне, ее паучьи лапы подрагивали над плечами.
— Кого?
— Учителя в академии, которую ты уничтожила, — гнев поднялся, как огонь, внутри Харуто. — У него были следы укусов. Колотые раны. Нити шелка на одежде.
— Я убила многих в школе, — йорогумо чуть склонила голову. Она не моргала. Глаза были темными сферами, лишенными света. — Учителей. Учеников. Но Мастер не дал мне поесть.
— Мастер? — сказал Харуто. — Кто твой мастер? — а если это был бог или другой шинигами, который был против Оморецу? Это объяснило бы то, как она могла осквернять храм.
Ёкай не ответила, смотрела на него, ее паучьи глаза ничего не выдавали.
— Зачем вам Небесная Лощина? — спросил Харуто, пробуя другой подход
— А ты хитрая мушка, да? — сказала йорогумо. — Откуда ты знаешь о третьей тюрьме? С кем ты говорил? — она скривилась, что-то тёмное и блестящее капало с уголка ее рта. — Это точно был Шин. Он любит звук своего голоса.
Харуто знал Небесную Лощину, тренировался там больше десяти лет, но никогда не слышал о темнице там. Но он не видел то место больше века.
— Не важно, — сказала йорогумо, ее улыбка растянула ее губы, клыки блестели ядом. — Ты сейчас умрешь, мушка, — она пошла по паутине к нему.
Когда она была на расстоянии руки, Харуто услышал тихий треск над ними. Йорогумо тоже это услышала. Они оба посмотрели на потолок. Звук повторился, и кусочки стекла полетели на них. Некоторые упали на пол, другие отскочили от паутины и застряли в нитях шелка. Харуто смотрел, как они мерцали в тусклом свете, понял, что это было не стекло, а осколки зеркала, каждый отражал горящий храм.
Йорогумо стала суетиться, завопила:
— Пожар. Пожар! — она молотила лапами, паутина тряслась, пока она озиралась. Но огня не было. — Что это за странности? — прорычала она.
Кинжал вылетел из тьмы сверху и попал в лицо йорогумо, вонзился глубоко в левый глаз. Йорогумо завизжала, ее паучьи лапы сжались вокруг нее, она рухнула назад, улетела во тьму внизу.
— Я говорил ждать снаружи, — прорычал Харуто.
Кира спрыгнула и легко приземлилась на толстую нить паутины, почти не потревожив ее. Она вытянула руки и пошла по ней, как по канату.