Муха с капризами (с илл.)
Шрифт:
«Не „улепётывал“, а покинул его общество! Не желаю водиться с плохо воспитанными собаками».
«И сейчас ты злишься, потому что никакой приличной игры не можешь выдумать!»
«Просто мне неохота играть».
«Ах, неохота?» — издевательски переспросил его Рыжик.
«Да, не хочется. Не хочется, да будет тебе известно! — настаивал Тузик. — Если бы я только захотел — ого-го!»
«Что — ого-го?»
«Ничего!» — буркнул Тузик и, дабы показать, что считает разговор законченным, перевернулся на другой бок.
Рыжик
Из-за этого склада игрушек шла неустанная война между собаками и тёткой Катериной.
Но разве можно было сладить с нашими барбосами! Не раз Катерина устраивала в их конурах уборку. На двор летело всё: тряпки, солома, кости. И всё отправлялось на помойку. Кроме, конечно, разных щёток, гребёнок, шлёпанцев и иных полезных вещей, каковые возвращались их владельцам.
Увы, это был сизифов труд.
Не проходило и дня, как Тузик, Рыжик и прочие обитатели нашего двора натаскивали столько сокровищ в свои будки, что исчезали все следы уборки.
Итак, Рыжик пошёл к своему тайнику и достал баранью лопатку. Он сам притащил её некогда со свалки возле казарм. Схватив кость в зубы, он принялся её терзать. И ворчал при этом так грозно, что Тузик счёл необходимым обернуться и посмотреть, что такое происходит.
«Рыжий, ты что там вытворяешь?» — спросил он с деланным равнодушием и нарочно едва приоткрыл глаз, не желая подавать вида, что баранья лопатка его сколько-нибудь интересует.
А Рыжик вошёл в дикий азарт. Он носился с костью как ошалелый. Уже не ворчал, а рычал. И так свирепо, словно сражался по меньшей мере с самим львом.
Тузик всё ещё не двигался. Лишь когда Рыжик махнул костью перед самым его носом, он не выдержал.
Вскочил и как гаркнет:
«Рыжий, ты положишь эту кость или нет?»
«Отвяжись!»
«Ах, ты так?!» — рявкнул Тузик и кинулся на Рыжего.
Что тут началось, трудно описать. Белье взлетело в воздух! Да что там белье — всё полетело к чёрту!
Чуть не погибла курица Лысуха. Едва не раздавили петуха Беляша. К счастью, он успел вскочить на пенёк, а оттуда на сарай. Сбили с ног утку Меланью. Селезню Кашпереку угодили костью в лоб.
Напрасно Беляш с крыши сарая вопил отчаянным голосом:
«Караул! Разбой! Спасайся кто может!»
Кашперек-селезень, как только немного очнулся, заковылял к птичнику, за решётку. Он качал своей побитой головой и приговаривал:
«Так, так, так! Страх, страх, страх, что эти псы вытворяют! Я сейчас же ухожу отсюда! Сейчас, щас, щас! Меланка, идём!» — позвал он жену.
Меланка пыталась ответить ему, но слышался только хрип. И неудивительно.
Со страху, пытаясь удрать от собак, она просунула голову в петлю решётки, а вытащить её обратно никак не могла. Чем она больше дёргалась, тем крепче застревала.
«Спасите! Задыхаюсь!» — хрипела она в отчаянии. И может быть, и вправду бы удавилась, если бы не те же собаки. С разгона они налетели на Меланку, отскочили от неё и со всего размаху треснулись о сетку загородки — только гул пошёл!
И голова Меланки сама выскочила из петли. Утка отпрянула и помчалась к мужу.
«Ах, ах, ах! Как я расстроилась!» — жаловалась она Кашпереку.
Но Кашперек не принимал близко к сердцу ничьих огорчений, кроме своих собственных.
«Где собаки, там вечно драки!» — крякнул он важно и снова разинул клюв, словно собирался привести ещё какую-то утиную пословицу.
Однако лишь потряс раза два своим зелёным хвостиком и коротко приказал:
«В огород!»
И, не дожидаясь Меланки, заковылял вперевалочку к забору.
Там был выкопан лаз. Сквозь него птицы попадали в огород.
Кашперек пролез в дырку, за ним — Меланка. Когда они были уже по ту сторону забора, Кашперек приостановился и крякнул жене:
«Если не ошибаюсь, скандал на дворе не прекращается».
«Ты прав, дорогой, скандал на дворе не прекращается», — подтвердила Меланка, которая всегда соглашалась с мужем.
«Если не ошибаюсь, причиной этого скандала опять собаки, — продолжал селезень. — Да, Меланьюшка, порядка на свете не будет, пока человек в юбке, вместо того чтобы кормить только нас, будет кормить и этих безобразников, которых называют собаками!»
«Совершенно согласна с тобой, Кашперушка…» — начала было Меланка и не окончила.
Ибо со двора донёсся такой вопль, такой крик, такой визг, что у Меланки слова застряли в клюве.
Кашперек затоптался на месте, потом крикнул:
«Бегом!» — и, как пушечное ядро, полетел куда глаза глядят.
За ним вперевалку бежала Меланка, пытаясь на ходу что-то сказать Кашпереку.
Тут во дворе снова раздался грохот.
Кашперек завопил:
«За мной!»
И оба покатились к пруду.
А во дворе действительно творилось нечто ужасное. Собаки гонялись друг за другом с такими воплями, что это услыхала тётка Катерина. Она вылетела из кухни и окаменела на пороге.
— Иисус, Мария! Ах вы, проклятые псы, чтоб вас! — крикнула она и недолго думая схватила ведро с мыльной водой и — хлюсь! — прямо на Рыжего и Тузика.
Тузик был как раз сверху. Ему досталась почти вся порция.