Мулатка в белом шоколаде. Рука, сердце и кошелек
Шрифт:
– Видела? – неожиданно дрогнувшим голосом спросила у подруги Стаська, когда красавица со шлейфом из распущенных светлых волос и дорогих духов скрылась за дверями дамской комнаты.
– Видела, – сглотнув комок в горле, кивнула Кира. – Слушай, откуда такая цаца тут взялась?
Их изумление легко можно было понять. Салон красоты «Саломея» находился на задворках станции метро «Звездная». Поблизости отродясь не было ни дорогих магазинов, ни ресторанов, ни прочих мест, куда бы могла отправиться незнакомка в своем струящемся платье из золотого шелка с обильными вставками из кристаллов «Сваровски». Это было платье для светской вечеринки, ресторана, любовного свидания, наконец. Но никак не для похода в стригальню средней руки.
Подруги выглянули на улицу. Но вопреки их ожиданиям там не был припаркован ни «Бентли», ни «Ягуар», ни даже просто «Мерседес». Собственно говоря, кроме парочки ржавых машинок отечественного производства, там вообще ничего не стояло.
– Но не на них же она приехала! – изумилась еще больше Стаська.
Кира пожала плечами. К этому времени ее руками уже завладела освободившаяся маникюрша. Она только что вернулась после обеденного перерыва, была в превосходном настроении, тоже хорошо знала Киру и потому вознамерилась выложить ей события своей личной жизни за весь тот период, что они не виделись.
Уже на второй минуте Кира, поняв, что та вещает ей про какого-то Лешу, который в постели выдает такой высший класс, что прямо дух захватывает, перестала следить за речью маникюрши. Во избежание разрыва сердца от приступа острой зависти.
У самой Киры секса не было уже так давно, что и вспоминать не хотелось. Но не рассказывать же об этом всем окружающим? Того и гляди, жалеть начнут. А нет ничего опасней людской жалости. От нее рукой подать до жалости к самой себе, обиженной. А там и депрессия уже за ближайшим углом прячется. Поэтому Кира полностью отключила слух, задумавшись о своем.
– Ой! – воскликнула она, почувствовав внезапную резкую боль в руке.
Очнувшись, Кира обнаружила на своем указательном пальце царапину, а маникюршу – в состоянии глубокого транса. Но внимание ее было привлечено вовсе не к пострадавшей клиентке. Кира подняла глаза и увидела все ту же золотисто-струящуюся незнакомку. Видимо, она уже закончила свои дела в дамской комнате и теперь собиралась в той же стремительной манере покинуть салон красоты.
Но тут у нее случилась заминка. Тонкий ремешок ее маленькой белоснежной сумочки крепился золотой застежкой в виде лотоса. А она то ли расстегнулась, то ли сломалась, но в результате ремешок повис, сумочка упала и раскрылась. А по полу раскатились всякие дамские мелочи, которыми обычно забиты женские сумки.
Помада, блеск для губ, тени, крохотный флакончик духов, какие-то золотые украшения, которые красотка намеревалась нацепить на себя позднее или, напротив, недавно с себя сняла, потому что сочла их лишними. Еще тут были визитки, и именно они доставили больше всего хлопот служащим «Саломеи», которые кинулись помогать золотоволосой красавице собирать с пола ее имущество.
– Спасибо! – небрежно, словно с рождения привыкла к тому, что весь мир всегда готов броситься к ее обутым в лодочки из белоснежной замши ножкам, произнесла красавица и упорхнула прочь. – Мерси баку!
Именно так и сказала! Кошмарно акая. Мало-помалу все в салоне успокоились. Мастерицы вернулись к своим делам и клиенткам.
– Видела? – жарко прошептала Кире маникюрша, промокая кровь на ее пальце ваткой, смоченной перекисью. – Видела, как она одета? А причесана? Боже мой! Да на такое золотое руно, которое было на голове у этой девицы, должно было пойти килограмма два чужих волос!
– Думаешь? – усомнилась Кира, которая почему-то решила, что волосы у красавицы свои – родные.
– Уверена! – кивнула маникюрша, на голове которой храбро топорщились три пера: темно-бордовый, черный и нежно-розовый. – Не зря я тут в этом салоне кручусь с утра до ночи. Уж в разных женских хитростях, поверь мне, я понимаю побольше многих. Волосы у этой красотки не свои.
– Парик? – удивилась Кира.
– Нарастила небось!
И, положив Кирины руки в ванночку со специальным раствором, чтобы кожа на них размягчилась и разгладилась, маникюрша принялась азартно восклицать:
– Господи! Вот это жизнь! Ой, Кира, мне бы хоть на пару часов пожить бы той жизнью! Вот это я понимаю! А какие у этой девицы должны быть мужчины! Кира! Ты меня вообще слышишь? Небось они все у нее сплошь в смокингах и фраках. Прямо с утра напяливают да так до ночи и ходят! Господи, а я все со своим Лешкой вожусь! А он, я уж тебе, Кира, коли у нас с тобой вдруг такой откровенный разговор зашел, скажу. Женат он! И ребенок у него имеется! А денег нет ни черта! Один секс у него на уме! А куда он с этим сексом? Одного-то младенца как прокормить не знает!
Но Кира уже не слушала болтовню маникюрши. В ее голове билась неясная тревога. Порвавшийся ремешок на сумке красавицы был из натуральной белоснежной замши. Из такой же замши были и туфельки. В них хорошо ходить по подиуму, по широкой ковровой дорожке от лимузина до входа в элитный ночной клуб. Или уж на худой конец по кафелю. Но никак не по городским улицам.
Там белоснежная замша в один миг впитала бы в себя пыль и грязь. И никогда не была бы уж столь изумительно белоснежной.
– Значит, ее кто-то должен был привезти, – пробормотала себе под нос Кира. – Чтобы она могла сходить тут в туалет.
– Чего? – подала голос маникюрша, которая расслышала только последнюю фразу клиентки. – В туалет тебе надо? Так иди! Я уже все закончила!
– Да? – удивилась Кира и взглянула на свои руки.
Они были безупречны. Даже царапину удалось замаскировать. И ее не было видно. А сами ноготки сверкали жемчужно-розовым блеском. Именно таким, как тон нового Кириного блеска для губ от ее любимой фирмы Loreal. В общем, Кира решила выбросить из головы златовласку и наслаждаться своей собственной неотразимостью.
– Если ты в туалет хотела, то поторопись! – снова услышала она голос маникюрши. – Сейчас Стаська тебя на маску поведет. А это полчаса, не меньше. Или терпеть будешь?
Терпеть Кира не собиралась и потому поцокала на своих каблучках в дамскую комнату. В «Саломее» она была достаточно просторной. И чтобы женщины могли видеть себя, преображенных, в полный рост, тут висело большое зеркало. Кира покрутилась перед ним и нашла, что она очень даже ничего. Может быть, и не полный «гламур», но максимально близко к тому.