Мумия из Бютт-о-Кай
Шрифт:
Тишина царила в этих зарослях, где даже птицы не спешили вить свои гнезда. На протяжении многих лет дом словно терпеливо караулил, покуда какая-нибудь жертва запутается в его тенетах. Момент был близок. Бездушные камни чувствовали, что вскоре здесь произойдет нечто ужасное.
— Официально сообщают, что погибли тысяча триста шестьдесят человек! А по слухам их не меньше трех тысяч! — возвестила Рафаэль де Гувелин, размахивая газетой и волоча за собой отчаянно упиравшихся собачек, мальтийскую болонку и шипперке. Те никак не хотели заходить вместе с хозяйкой в книжную лавку «Эльзевир» на улице Сен-Пер 18.
Кэндзи
— А что случилось? Землетрясение? Извержение вулкана? — полюбопытствовал он.
— Вот и не угадали! Но это ужасно, ужасно!
— Мы почему-то так и подумали.
— …Это случилось в России, на Ходынском поле, на торжествах по случаю коронации Николая II. Это поле — сплошные промоины и ямы, рядом овраг глубиной двадцать метров. Несчастные, бросившиеся получать подарки царской четы — фунт белого хлеба, сласти, платок и кружку, — сами создали давку, и их затоптали те, что напирали сзади.
— Я читал репортаж о том, как царский кортеж пересек Красную площадь. И что в честь восшествия на престол Николая II был дан семьдесят один пушечный залп. Сломать себе шею ради подарка от самодержца — в этом что-то есть! — воскликнул Жозеф.
— Когда собирается такая тьма народа — это уже таит в себе опасность, — проговорила Рафаэль де Гувелин, прикрываясь веером, как щитом. — Но, полагаю, вы предпочли бы, чтобы я рассказала об убийстве. Вы ведь обожаете подобные происшествия!
— Ну да, признаться, меня это больше занимает. Например, такая история: человек убил знакомого, чтобы украсть у него коллекцию марок стоимостью десять тысяч франков. А тело спрятал в сундук и сдал в камеру хранения в городке Кувилль, недалеко от Шербурга. Оригинально, не правда ли?
Его собеседница пожала плечами и обратилась к Кэндзи.
— Дорогой мсье Мори, вы так цените шик в одежде, что вы думаете о революции, которую эти великосветские щеголи пытаются совершить против цилиндров?
— Думаю, последствия их бунта против цилиндров менее пагубны, чем последствия коронации русского царя. Полагаю, вам известно изречение Виктора Гюго о том, что мыслящая голова лучше головы в модной шляпе.
Рафаэль де Гувелин рассеянно погладила песиков и вновь обратилась к Жозефу, который расставлял на полке приобретенные накануне восемь томов «Тысячи и одной ночи».
— Не посоветуете, где мне поискать корзинку для моих крошек? К несчастью, они сгрызли ту замечательную ивовую корзинку, что подарила ваша супруга. Она так изысканно украсила ее тюлем и сатином… А может, ее не затруднит сделать мне такую же?
Жозеф открыл было рот, чтобы ответить, но тут в дверях появилась дама в туалете желтого шелка и широкополой бархатной шляпе. Она склонила голову, приветствуя Рафаэллу, и громко воскликнула:
— Здравствуйте, мсье Мори!
— Мое почтение, мадам. Какая неожиданность! Значит, наши конкуренты вас не устраивают?
Олимпия де Салиньяк никогда не признавала своих ошибок. В прошлом году она демонстративно перестала посещать книжную лавку, недовольная тем, как ее обслуживали. По правде говоря, ее недовольство было случайным капризом, и она здорово скучала по приветливым владельцам, по располагающей к беседе и тому неподдельному интересу, который все здесь выказывали к книге и книжным знаниям. Не обратив никакого внимания на реплику Мори, она продолжила:
— Терпеть не могу этого вашего Эмиля Золя! Он порочит благородные просветительские идеи. Но мне хотелось бы полистать его последний роман «Рим», что вышел в издательстве Шарпантье. Говорят, он пишет, что город так и остался языческим и что по берегам Тибра разгуливают наследники цезарей, одержимые манией величия. Мне хотелось бы уточнить, так ли это, ведь послом при святейшем престоле назначили моего друга мсье Пубеля. [18]
— Читала я эту книгу! — воскликнула Рафаэль де Гувлин. — Ее герой — молодой священник, который порицает современную католическую церковь. Какая дерзость!
18
Эжен Рене Пубель(1831–1907) — префект департамента Сена (1883–1896); ввел в употребление металлические урны для мусора, которые были названы по его фамилии poubelles.
С нескрываемым раздражением Кэндзи отложил свои карточки.
— У нас этой книги нет. Заказать?
— Да, закажите. Лучше две… И добавьте еще «Супружеские тайны» мадмуазель де Бове, вышедшие в издательстве «Лемер». Моя племянница, мадам де Пон-Жубер, жаждет углубить свои познания.
Жозеф воспринял эти слова как колкость в свой адрес. Когда-то он увлекся Валентин де Салиньяк, но та вышла замуж за знатного франта. Жозеф натянул куртку и собрался уходить, но Рафаэль де Гувлин его окликнула.
— Так что с корзинкой?
— Попробую узнать у Айрис. Но вообще-то мы здесь больше не живем. Всего доброго. До понедельника! — бросил он с заговорщическим жестом Кэндзи, и тот, отвечая ему, поднялся.
— Дамы, нам пора закрываться.
— Как это — они здесь не живут? — повторила Рафаэль де Гувлин.
— Птицы покидают гнездо, едва научатся летать, а люди — когда у них появляются деньги на арендную плату, — со вздохом пояснил Кэндзи, выпроваживая покупательниц на улицу.
Жозеф испытывал благодарность к Реми де Гурмону, [19] который не только частенько посещал книжную лавку «Эльзевир», но и охотно читал его странные рассказы. Разумеется, Жозеф понимал, что не может соперничать с автором «Таинственной латыни» и «Сикстины», с человеком, которого за статью «Игрушечный патриотизм» изгнали из Национальной библиотеки, после чего он стал одним из основателей журнала и издательства «Меркюр де Франс», где и работал до конца своих дней. Но было у них и нечто общее: оба страдали от своих физических недостатков: у одного был горб, у другого — волчанка. И оба были влюблены в книги, которые Реми де Гурмон увлеченно собирал. К тому же он не гнушался продавать кое-какие экземпляры через букиниста с набережной Малакэ. Когда мсье де Гурмон узнал, что Жозеф хочет переехать, он, запинаясь, сообщил, что один его родственник намерен выехать из трехкомнатной квартиры с очень умеренной арендной платой на улице Сены 31.
19
Реми де Гурмон(1858–1915) — писатель, эссеист, художественный критик; антинационалистическая статья «Игрушечный патриотизм» (1891), написанная с симпатией к немецкой культуре, вызвала шумную полемику в прессе.