Мумия
Шрифт:
Ветер за окнами набирал силу. Когда Хендерсон попытался закрыть ставни, в комнату ворвался песчаный вихрь, отбросив американца в сторону. Драгоценный сосуд выпал из его рук, но не разбился. Песчаный вихрь, напоминающий беснующегося дервиша, подхватил Хендерсона и втянул в свою воронку.
Бушующий песчаный смерч не повредил стоящую в холле мебель. Он увлек только Хендерсона, который бешено вращался внутри странной воронки, постепенно теряя плоть. Он пронзительно кричал, но очень скоро его вопли стихли, и некогда здоровое тело превратилось в высушенную оболочку. Песок успокоился и осел и тут же из него выросла высокая фигура Имхотепа в черных одеждах. Мумия, обогатившись новой плотью, выглядела еще более жизнеспособной.
Имхотеп наклонился и поднял брошенный Хендерсоном сосуд. В этот момент откуда-то из грудной клетки мумии выбрался один из хищных скарабеев и резво шмыгнул в отверстие на щеке Имхотепа. Тот не обратил на жука особого внимания, а лишь с хрустом раздавил его панцирь челюстями и проглотил. До слуха мумии донесся протяжный женский стон, и она обернулась в сторону закрытой двери.
Перешагнув через то, что осталось от Хендерсона, Имхотеп приблизился к двери спальни и взялся за ручку. Замок оказался запертым. Живой мертвец внимательно осмотрел дверь, словно прикидывая, стоит ли ее высаживать или нет. Чтобы лишний раз не поднимать шума и не тревожить девушку, Имхотеп прибег к более утонченному способу проникнуть в спальню.
Эвелин беспокойно разметалась на постели. С некоторых пор она не надевала пижаму, а довольствовалась тонким черным платьем на бретельках. В нем было удобно спать, и оно не стесняло движений, если бы вдруг потребовалось выбежать из спальни. Учитывая обстоятельства последних дней, это было совсем нелишне.
Пережитые страхи объясняли и ее неспокойный сон. Ей грезилось, что она вместе с О'Коннеллом спасается от преследующей их мумии. Они кружат по бесконечным лабиринтам Города Мертвых, но иногда в своей руке она чувствовало не ладонь Рика, а костлявую руку мумии... Эти видения мешали спокойному сну, поэтому девушка ворочалась, стонала и изредка вскрикивала. Она, конечно, не видела возникший в спальне образ, куда более устрашающий, чем ее сновидения.
Из замочной скважины на пол спальни вдруг заструился мелкий песок. Его поток напоминал льющуюся из-под крана воду. Холмик на полу все рос и рос, словно отмечая бег времени в песочных часах. Наконец из песка сформировалась маленькая дюна, и его приток прекратился. А песок принялся менять форму, будто невидимый скульптор пытался придать ему контуры тела человека или бога. В данном случае, это было ни то и ни другое, или то и другое вместе. Из песка на полу спальни оформилась фигура Того, Чье Имя Не Называется, – Имхотепа.
Бесшумно скользя почти по воздуху, в своих черных развевающихся одеждах, он приблизился к постели красивой молодой спящей женщины. Словно принц, пытающийся пробудить Белоснежку, Имхотеп опустился на колени, прошептал: «Анк-су-намун» и поцеловал ее.
Он даже не обращал внимания на то, что происходило за его спиной: ручка двери заходила ходуном, а сама дверь затряслась под чьим-то могучим напором. Неужели какому-то смертному глупцу пришла мысль выломать ее?
Имхотеп также проигнорировал то, что происходило с его лицом после поцелуя. От соприкосновения с живой плотью девушки его губы и кожа вокруг них принялись разлагаться, обнажая белые кости. Теперь Имхотеп с обожанием смотрел на мечущуюся во сне женщину, скалясь жуткой улыбкой скелета.
В этот миг дверь с грохотом распахнулась, и в спальню плечом вперед, влетел О'Коннелл. Увидев открывшуюся ему потрясающую сцену, он встал как вкопанный. Над Эвелин склонилась мумия в своих черных одеждах.
Если поцелуй мумии не потревожил сна девушки, то грохот, с которым О'Коннелл ввалился в спальню, сработал как будильник. Увидев над собой безобразное полусгнившее лицо, Эвелин округлила губы. Можно было подумать, что она готова ответить на очередной поцелуй, приняв в себя язык, когда-то принадлежавший ныне покойному мистеру Бернсу. Однако об ответном поцелуе не могло быть и речи. Эвелин открыла рот пошире и издала такой пронзительный, леденящий душу вопль, что даже мумия невольно отшатнулась.
Девушка резко села на кровати и попыталась одной рукой оттолкнуть от себя непрошеного ухажера. Ее ладонь погрузилась в осклизлую плоть мумии, и недавно восстановленные ткани принялись разлагаться от этого прикосновения.
– Тебе не кажется, приятель, что ты несколько староват для нее? По-моему, тебе уже исполнилось две, а то и три тысячи лет, – с этими словами О'Коннелл начал приближаться к чудовищу, хотя его револьверы пока что по-прежнему находились в кобурах. – Ну-ка, отойди от моей девушки, чтоб тебя!..
Имхотеп в ярости резко повернулся к вошедшему и зарычал. Гнилая плоть не скрывала его зубов.
О'Коннелл поморщился:
– Ой-ей-ей! В следующий раз, когда тебе захочется кого-нибудь поцеловать, не забудь прихватить свои губы.
Мумия угрожающе подняла руки, собираясь напасть, и кинулась в сторону О'Коннелла. Рик едва успел крикнуть:
–Джонатан! Скорей сюда!
В тот же миг в дверях спальни возник брат Эвелин с белой кошкой в руках. Он бросил ее Рику, как перекидывают мяч в какой-то спортивной игре, а тот швырнул животное в распихнутые объятия мумии. Чудовище инстинктивно схватило кошку. Монстр повел себя так, как будто ему в руки угодило ведро с раскаленными угольями.
Кошка зашипела, мумия заверещала, и эти звуки слились в такой гармонии, что можно было одновременно и рассмеяться, и расплакаться. Мумия тут же выронила Клео из рук. Было видно, что силы чудовища заметно убавились. Имхотеп проковылял к окну, которое тут же распахнулось, впуская в спальню холодный ветер.
Мумия завертелась волчком, и присутствующие были вынуждены прикрыть глаза ладонями, чтобы в них не попал песок. Вскоре чудовище обратилось в песчаный вихрь и с такой скоростью вылетело в окно, что ставни тут же потянулись за ним и с грохотом захлопнулись. На полу спальни не осталось ни единой песчинки.
Джонатан влетел в комнату, на этот раз с револьвером наготове, трясясь, как дряхлый старик. Ричард схватил девушку в свои объятия и прижался к ней всем телом, а она, уворачиваясь, кривилась и стирала с лица липкую слизь тыльной стороной руки.
О'Коннелл, обнимая Эвелин за плечи, провел ее в фойе. Джонатан шел за ними. Как раз в этот момент с улицы вернулся Дэниэлс с бутылкой в руке, которую тут же выронил, и она залила пол драгоценной жидкостью.
– Боже мой! – только и смог вымолвить Дэниэлс, глядя на иссушенный труп Хендерсона. – Значит, я следующий.