Мумия
Шрифт:
Затем шакалоголовые бальзамировщики подняли тело Верховного жреца, словно неодушевленный предмет, каким он почти что стал, бросили в деревянный ящик, который затем установили в гранитный саркофаг. Отупевший от боли, едва не теряя сознания, Имхотеп уставился в каменный потолок пещеры, ожидая, когда крышку задвинут и пришедшая вместе с темнотой смерть оборвет его страдания.
Но ему пришлось испытать еще кое-что.
Перед саркофагом появился бальзамировщик в маске, держащий в одной руке глиняный кувшин. Видимо, подумал Имхотеп, его решили подвергнуть еще одному унижению. Возможно, заполнить той же вонючей жидкостью все внутреннее пространство саркофага?
Жрец в маске опрокинул кувшин на живую мумию, но из горла сосуда полилась не черная жижа.
Жуки.
Бесконечным потоком из кувшина хлынули навозники-скарабеи, распространявшие тяжелый гнилостный запах. Они обволокли забинтованное тело Имхотепа живым шевелящимся покровом. Некоторые из насекомых пытались забраться под бинты, часть покрыли лицо Верховного жреца уродливой движущейся маской. Другие проникли в рот, лишенный языка, а самые проворные атаковали ноздри.
Имхотеп, наверное, рассмеялся бы, если жуки не ползали бы сейчас вверх и вниз по его горлу. Он сокрушал зубами их отвратительные панцири, а насекомые в свою очередь пожирали его изнутри. Проклятие, обрушившееся на Имхотепа, обрекало его теперь на вечную загробную жизнь. Жуков ждала та же участь. Отныне они стали неразлучны, соединенные вечностью.
Только теперь крышку ящика закрыли. Погруженный в темноту, Имхотеп уже не мог видеть, как из мрака выступил предводитель медджаев и запер ящик восемью хитроумными замками, использовав для этого специальный ключ. Потом приблизились жрецы и надвинули тяжелую крышку саркофага, сделав каменную гробницу непроницаемой для воздуха. И снова предводитель медджаев воспользовался восьмиконечных ключом, запирая саркофаг.
– Здесь ты останешься навсегда, – негромко произнес медджай, но Имхотеп все равно услышал эти слова, гулко прозвучавшие в его новом крошечном мире. – Заключенный внутри, ты обречен мучиться вечно.
Когда ритуал закончился, предводитель медджаев сложил восемь треугольных выступов ключа вместе, превратив его в подобие золотой восьмиугольной шкатулки с секретом.
Собрав вокруг себя воинов, главный ни медджаев обратился к ним:
– Теперь мы должны принять все меры предосторожности, чтобы Тот, Чье Имя Не Называется, никогда не покинул места своего заточения. Иначе он превратится в ходячее воплощение несчастий всего человечества, настоящего пожиратели плоти, обладающего силой веков, властью над песками и славой непобедимого.
Подчиненные молча склонили головы. Заживо погребенному вместе со скарабеями Имхотепу, как и собравшимся рядом с саркофагом медджаям, было известно, что именно такова была цена наложенного проклятья хом-дай. Самого ужасного из всех. Вот почему никогда ранее, независимо от того, что бы ни совершил преступник, оно не применялось.
На веревках тяжелый саркофаг погрузили в бассейн с кипящей и булькающей черной жижей. Таинственная жидкость залила саркофаг, расползаясь по его поверхности, а потом вдруг начала всасываться в поры камня, как раньше это происходило с мумией
Анк-су-намун. Через какое-то время саркофаг впитал в себя нею жидкость без остатка, осушив бассейн до последней капли, а вскоре и на его стенках невозможно было заметить ни малейшего следа черной слизи.
С помощью тех же веревок бальзамировщики извлекли саркофаг из сухого бассейна и, прилагая все силы, потащили его к выбранному месту захоронения.
Заключенный в свой холодный непроницаемый ад, терзаемый ползающими по нему и внутри него скарабеями, Имхотеп знал и потайные лазейка в страшном проклятии хом-дай. Если каким-то чудом ему и его возлюбленной Анк-су-намун случится восстать из мертвых, они станут самыми могущественными владыками этого мира. Вместе они будут непобедимы и смогут навлечь на землю все напасти, ужасы и бедствия. Тогда прервется людской род и погибнет все живое... кроме Имхотепа и Анк-су-намун.
Возможно, как и многие его жрецы, Имхотеп в конце концом сошел с ума, не выдержав выпавших на его долю страданий. Тем не менее невнятные крики живой мумии, заключенной в саркофаг и теперь засыпаемой массами песка, казалось, несли и себе угрозу страшного мщения перемешанную с холодной уверенностью неизбежного триумфа.
Медджаи и жрецы погребли Имхотепа под статуей бога Анубиса, предварительно вернув в тайник на свое законное место страшную Книгу Мертвых. Отныне шакалоголовый бог смерти мог взирать со своего постамента на Того, Чье Имя Не Называется. Многие сотни лет каменный бог Анубис и сменившие друг друга поколения медджаев стояли на страже места захоронения Имхотепа, пока пески времени и беспощадная Сахара не превратили Хамунаптру в груду развалин. Изуродованная временем и непогодой голова Анубиса едва возвышалась над скрывшими статую барханами.
И все же, пока появлялись и исчезали цивилизации, возникали и рушились царства, в своей мрачной темнице, окруженный шевелящимися скарабеями...
Имхотеп ждал своего часа!
Часть вторая
ВОЗВРАЩЕНИЕ МУМИЙ
Сахара, 1925 год
Глава 3 «Легион пропащих»
Усилия яростной песчаной бури обнажили среди барханов развалины Хамунаптры, словно то были выбеленные солнцем кости заблудившегося в бесплодной пустыне путника, погибшего от жажды. Когда-то гордые, в ныне полуобвалившиеся пилоны древних храмов все еще хранили на своей поверхности резные изображения богов и царей. Некоторые колонны и остатки некогда величественных стен кое-где еще сохраняли вертикальное положение, в то время как другие были безжалостно повержены временем. Искусно вырезанные древними мастерами фигуры богов с головами львов и козерогов местами пообломались и были выветрены свирепыми бурями Сахары. Посреди обнажившегося из-под песка места поклонения одиноко возвышалась статуя шакалоголового бога Анубиса. Она вынырнула из безбрежных волн пустыни и казалась осиротевшей без своих когда-то многочисленных почитателей. Давным-давно величественные руины являлись основой жизни древнего могущественного народа, чьи религиозные воззрения сейчас могли бы показаться странными и даже варварскими.
Но даже теперь, когда телефонный провод соединил пирамиды Гизы с Каиром и богатые туристы могли поиграть в теннис на лужайке корта возле отеля, построенного буквально у подножья усыпальницы самого Хеопса, окружающий мир не скрывал присущего ему древнего духа варварства. И так же, как много веков назад, в то золотое и обагренное кровью время, поили измученного страданиями Имхотепа оглашали тишину Хамунаптры. Сейчас безмолвие песков нарушали пронзительные крики воинов-туарегов.
Словно играющие в песок детишки, среди руин и барханов перебегали, стараясь занять более выгодные позиции, солдаты маршевого батальона французского Иностранного Легиона численностью в двести человек. Впрочем, слово «численность» звучало весьма условно, так как реальное соотношение с силами диких пленен представлялось как один к десяти. Используя веками отработанную тактику, свирепые воины пустыни преследовали идущих к фортам или временным базам легионеров, соблюдая некоторую дистанцию. Дождавшись, когда солдаты, изнуренные длинными переходами под палящими лучами солнца, уставали и теряли должную бдительность, туареги внезапно нападали. Они возникали из глубины пустыни, подобно миражу, размахивая саблями, паля из винтовок, и их длинные одежды. словно знамена, развевались над песками, когда туареги бешеным галопом неслись на врага.