Муравейник
Шрифт:
Такие коробки уже не выпускают бог знает сколько лет.
Они зажгли два факела и спустились в подвал. Довольно просторный невысокий зал с гранитным полом. По правую руку – вход в раздевалки, двери открыты. У дальней стены множество парт поставлены друг на друга. Рядом – целая горка детских ботиночек.
Они подошли ближе. Между партами – множество маленьких скелетов с остатками одежды.
– Я уже не удивляюсь. Ты думаешь, их объели крысы?
– Вряд ли.
– А сегодняшние тоже здесь?
– Здесь или в другой стопке.
– Ты так спокойна?
– Конечно, это ведь не дети.
– А кто это?
– Я думаю, лучше спросить "что это".
– Что это?
– Муравейник. Человеческий муравейник с рабочими муравьями, солдатами и всем остальным.
– Тогда где Нана и Жорж?
– Сбежали или были съедены.
– Или их до сих пор держат здесь.
– Или их держат здесь. Что еще осталось?
– Раздевалки. И я помню, что в старых школах всегда были подвальные бомбоубежища, правильно?
– Не знаю. Но там была стальная дверь, мы проходили мимо. Или две двери.
Пойдем?
– Пойдем. Мне плевать.
Когда она услышала скрип стального рычага, то подняла голову, привстала с пола, потом села на полку. Младенец спал, прижатый к ее груди. Кто это идет? И зачем он идет? Почему кто-то хочет побеспокоить меня? Ведь ребенку нужно спать и мне нравится сидеть здесь в темноте. Здесь так уютно, здесь так тепло, сыро и мягко пахнет старой прелью. Я бы могла сидеть так вечность. Зачем они мешают мне?
Рычаг повернулся и дверь приоткрылась. За дверью дымили два факела.
– Здесь кто-то есть, – сказал голос.
Голос был знаком.
– Это я, – сказала Нана. – не мешайте мне.
– Нана? – что с тобой?
– Это мой ребенок.
– У тебя никогда не было ребенка, очнись!
– Это мой ребенок. Смотрите.
Она протянула им младенца. Они отпрянули в ужасе. Неужели им не понравилась такая прелесть?
– Что с твоими руками?
– Ничего.
– Это называется ничего?
Ее руки стали вдвое длиннее, но сохранили ту же толщину.
– Ты можешь встать?
Она приподнялась и встала; одной рукой она прижимала к себе ребенка, другой опиралась о пол.
– Ты можешь стоять?
– Не знаю. Кружится голова. Уходите.
Но они не ушли сразу. Они уговаривали, они обясняли, что это нее ее ребенок, что это вообще не человеческий ребенок, потому что все человеческие младенцы имеют лица, а у этого просто гладкая поверхность без всяких деталей; они еще говорили много других обидных слов, но она уже все решила для себя: она останется здесь, останется здесь со своим ребенком и будет держать его на руках – всегда, всегда, всегда, до тех пор, пока она жива. Пусть люди с факелами уходят и оставят ее в покое. Ребенку нужен покой, иначе он будет нервничать.
Ребенок не должен нервничать.
Наконец, факелы погасли и людям пришлось уйти. Они почему-то боялись темноты, глупые. Она протянула к двери свою двухметровую руку и закрыла замок изнутри. Теперь никто, теперь больше никто не войдет сюда и не нарушит ее покой.
– Я никогда в жизни не могла себе представить такой ужас.
– Да.
– Что да, что да! Посмотри!
Он понял. Действительно, солнце клонилось к горизонту. И, если по вечерам здесь не включают свет, или хотя бы, если здесь по ночам выключают свет, хотя бы ненадолго, тогда…
К зданию приближался человек. Чужой челвоек. Обыкновенный человек. Он шел уверенной походкой и не очень спешил. Скорее старый, чем молодой: лет пятьдесят.
– Он идет сюда?
– А куда же еще?
– Что он с нами сделает?
– Почему ты думаешь?..
– А что же еще? Посмотри, это наверняка главный менеджер этого зоопарка.
– Подожди.
Он пошел и сломал один из стульев. Получились две довольно удобные палки почти метровой длины. Пусть плохое, но все же оружие. Она стала по правую сторону от входа, он – по левую сторону.
– Я не смогу ударить его по голове, – сказала она, – это человек.
– Я смогу, – вот увидишь.
В коридор вошли несколько девочек, тех, что репетировали полет лебедей. Они шли с поднятыми и неестественно изогнутыми руками. То одна то другая делали очень быстрое движение и мгновенно меняли позу. Эта плавная, и абсолютно нечеловеческая хореография завораживала как взгляд удава. Шаги незнакомца у самой двери. Дверь открылась и Дима бросился на вошедшего. Еще секунда – и он уже лежал безоружный, скрючившись от боли.
– Не надо меня бояться, – сказал человек. – И не надо на меня нападать.
– Ага, расскажи еще!
Она начала отступать по коридору, держа дубину перед собой.
– Только не подходи к ним, это опасно!
"Лебеди" начали кружиться вокруг нее. Незнакомец поднял руки и принял «лебединую» позу.
– Только медленно, – сказал он, – медленно отходи от них, не своди с них гдаз. Как только они активизируются – останавливайся. В неподвижности твое временное спасение. Я их пока отвлеку.
Он сделал несколько странных резких движений. Одна из «лебедей» рубанула рукой сквозь воздух и разбила дубину надвое. Дима уже поднялся с пола.
– Идите вверх, вверх, как можно выше, – говорил незнакомец. – Чем выше, тем они слабее. Ждите меня на четвертом этаже. Я обязательно прийду. Они пока не в том настроении, чтобы нападать.
Он долго слушал их рассказ и время от времени вставлял короткие ремарки, смысла которых они поначалу не могли понять.
– Не буду вас обнадеживать, – сказал он, выслушав все, – вы скорее на том свете, чем на этом. Но шансы остаются. Именно поэтому я и пришел.