Муравьиный лев
Шрифт:
— Стой…
Вдали слышно было, как хлещут ветки по бегущему человеку, все дальше, дальше… Шум доносился уже из осинника. Где-то залаял пес. Ярчук встал, содрогаясь от холода. Шишка на темени вздувалась под пальцами, кочергу он потерял…
Вернувшись домой, Клим зажег керосиновую лампу (фонарика в доме не было) и осмотрел место под слуховым окном. Куст бузины был помят и обломан, в росистой траве виднелись глубокие борозды в направлении леса.
— Будто лось пробежал…
Ярчук недоуменно всматривался в следы. Голова
В темном углу монотонно, с ровными паузами поскрипывал сверчок, лишь этот звук вторгался в тишину. Теперь стало ясно, что перетаскивал по перекрытию чердака ночной гость: это был старый, дедовского образца сундук, стоявший раньше под самым скатом крыши, открыть его в том месте и, тем более, заглянуть внутрь было невозможно. Все его содержимое было вывернуто на пол — в основном старая обувь и одежда. Рядом валялась растерзанная кипа старых газет и журналов, пожелтевшие страницы устилали пол. Клим посветил под основанием стропил — так и есть, проводка бывшей сигнализации, белая «лапша», кое-как намотанная на перекладины — исчезла.
— Похоже на запоздалое заметанье следов.
Вид чердака, заполненного сухим, легкосгораемым хламом, навел Клима на мысль, что замести следы здесь проще простого — достаточно чиркнуть спичкой… Значит, было что-то внутри, что не позволило пустить в ход огонь. «Надо будет здесь убрать, — решил Клим, — хотя бы из противопожарных соображений».
Он нащупал в темноте шаткие ступеньки лестницы и начал спускаться вниз. Стояла все та же непроглядная ночь, лишь в крайнем окне мансарды соседнего дома горел тусклый свет, озаряя кроны деревьев мертвенным сиянием.
9. Врач. Тоня
В коридоре поликлиники рядами стояли белые пластиковые стулья, а возле окна, под жидкой пальмой, возвышался гигантских размеров гипсовый бюст какого-то великого медика. Ярчук тщетно ломал голову над тем, кто же это мог быть — многолетние напластования белил, которыми из года в год подновляли выдающуюся личность, безнадежно исказили черты, разве что борода…
— Может, Сеченов?
На стульях расположились немногочисленные старушки, молоденькая мать со спокойно спящим младенцем и крепкий мужик с забинтованной до бедра ногой. Пациенты поглядывали на Клима с неодобрением, как ему показалось; молодой парень в больнице всегда выглядят сомнительно.
— Симулянтом считают, ясное дело, — подумал он, усмехнувшись. — Кем только здесь меня не считают…
— К Божковой кто есть еще? — медсестра высунулась из дверей кабинета. Ярчук оторвался от созерцания бюста и вошел.
— Садитесь, — не поднимая головы от писания, сказала седая стройная женщина. — Фамилия?
— Ярчук. Клим Никандрович.
Теперь только врач подняла глаза на Клима.
— Не родственник случайно?..
Клим объяснил. Божкова слушала, изучающе глядя ему в лицо. У нее были серые красивые глаза за очками с еле заметным дымчатым фильтром.
— Так, так. Значит, у вас никаких жалоб нет?
— Может и есть, но не по медицинской части.
— Ясно. — Божкова деловито собрала бумаги. — Людмила, отнеси в ординаторскую, на сегодня все.
И — Климу, улыбаясь:
— Чуть было на вас карточку не завела.
Медсестра вышла.
— Так что же вас именно интересует, Ярчук?
Клим замялся.
— В основном… как бы сказать… состояние его психики, что ли. Тут некоторые считают, что отец в последнее время немного…
— Тронулся, вы хотите сказать? — Божкова достала из сумочки пачку «Стюардессы» и привычным движением открыла ее. — Чушь. Он был совершенно нормален, как мы с вами.
— Вы так считаете? — Клим достал зажигалку, но Божкова сделала большие глаза — в кабинете врача ведь!
— Потому, что я все-таки невропатолог. И знала его достаточно долго, — она полистала толстую книгу записей, изрядно потрепанную, — с шестьдесят пятого года. Пояснично-крестцовый радикулит — распространенное заболевание. Вам должно быть известно, что эта болезнь не вызывает… помешательства.
— Верно. Но, говорят, он был какой-то странный последнее время.
— Одинокий человек вообще кажется странным обывателям. Я, например… — начала было фразу Божкова и тут же оборвала. — Словом, не ломайте над этим голову. Стопроцентных нормальных людей вообще нет, у каждого какой-то небольшой вывих. И слава богу, что это делает жизнь немного интереснее. Ваш отец был вполне в пределах, пусть вас не пугает какая-то там страшная наследственность.
Божкова встала, собираясь уходить. Клим тоже поднялся.
— Я не только из-за этого. Вы не вспомните, когда видели его в последний раз?
— Когда?.. — врач призадумалась. — Не так уж давно… Месяца полтора назад. Он стоял в коридоре, там. Я еще спросила у него — что, мол, Ярчук, снова прихватило? А он говорит: нет, на этот раз к Прудкому, поранился…
— Кто это — Прудкой?
— Наш хирург.
— Нельзя ли мне и его повидать?
— Он в отпуске до середины сентября. А зачем вам еще и хирург?
— Хочу узнать характер ранения.
— Дотошный вы юноша, — Божкова вновь положила сумочку на стол и подняла трубку телефона.
— Регистратура? Неля, ты? Неля, скажи, пожалуйста, карточки умерших пациентов еще не передали в архив? Нет? Тогда, будь добренька, найти в той стопке Ярчука… да-да, Ярчука, и посмотри последнюю запись. Его принимал Прудкой.
Она держала трубку возле уха и рассеянно играла шариковой ручкой, ожидая ответа; Клим снова отметил, как красива эта седая женщина в очках. Наконец в трубке запищал голосок Нели.