Муравьиный мед
Шрифт:
Кессаа спустилась по ступеням, поежилась от ощутимого морозца, с удивлением обнаружила, что серебристых сапог на ногах у нее уже нет, и пошла к заснеженным зарослям. Залезла по колени в сугроб, протиснулась в густой подлесок, оправилась, умылась пушистым снегом и побрела обратно, смутно предполагая, что и этот лес, и люди, и лошади не существуют наяву, а только снятся ей, чудом не обращаясь в кошмар.
Уже почти выйдя на твердую почву, она шагнула через сугроб, споткнулась о невидимый сук, ударилась локтем о золотой ствол огромного дерева и тут же оказалась погребена под рухнувшей на нее грудой снега. Где-то в отдалении послышался дружный смех, Кессаа дернулась, но привалило ее сильно, и она заплакала прямо в прилипший к щекам снег. Почти сразу рядом раздался скрип и шум разгребаемого сугроба, блеснул свет, мокрые щеки ущипнул морозец, и улыбающийся румяный воин со смешными косичками на висках ухватил девушку за подмышки и вытащил на поверхность.
Десятки веселых лиц повернулись к ней со всех сторон, сразу двое или трое воинов ловко отряхнули Кессаа от снега, не упуская едва ощутимых под теплой одеждой округлостей. Кто-то толкнул в колени знакомый мешок, кто-то заставил присесть, а еще кто-то сунул в замерзшие руки большую чашку с теплой похлебкой. Кессаа прильнула губами к краю чаши, хлебнула душистое варево и, чувствуя, как блаженная сытость начинает растекаться по телу, торопливо выпила все. Твердая рука забрала глиняную посудинку и постучала по бочонку, на котором сидела Кессаа. Девчонка подняла глаза и поймала холодный взгляд. Щуплый и какой-то неясный на изуродованное тонким шрамом лицо баль негодующе покачал головой.
– Говори, – не узнала Кессаа свой голос – Я понимаю по-бальски.
– Не потеряй, – еще раз постучал по бочонку щуплый. – Если потеряешь, вся эта земля погибнет.
Он выпрямился и повел рукой вокруг себя, показывая на людей, лошадей, поляну, старую башню, деревья и даже на серое низкое небо.
– Не потеряй! Все эти воины готовы отдать свои жизни, чтобы ты не потеряла мед!
– Я поняла. – Кессаа вновь удивилась звучанию собственного голоса и принялась ощупывать себя. Нащупала нож за поясом, зеркало в сапоге, нашла рукавицы, которые оказались подвязаны к рукавам и успели набраться снега. Потом постаралась закутаться в уши удивительной шапки и тут поняла, что не только пальцы, но и руки до локтя у нее мелко дрожат. Он раскрыла ладони перед лицом, но тут же испуганно сжала их в кулаки и сунула под мышки, и в это время откуда-то из-за заснеженных стволов раздался тихий посвист. Сразу с двух деревьев шумно ухнули пласты снега и, треща подлеском, на поляну выехали несколько всадников. Воины на поляне оживились, но к прибывшим никто не подошел. Каждый продолжал заниматься своим делом. Один из всадников спешился, кинул повод лошади другому и, стряхивая с одежды снег, пошел в сторону Кессаа. Девушка узнала Тини.
– Как ты? – спросила жрица тревожно, быстрыми холодными пальцами ощупывая щеки, горло, запястья Кессаа.
– Что «как»? – не поняла та, но Тини словно ее уже и не слушала.
– Ты по-прежнему собираешься выполнить службу за собственного проводника?
Кессаа не ответила. Она устало смотрела в глаза матери и монотонно повторяла про себя три имени – Зиди, Лебб, Тини. Ни одно из этих имен не вызывало у нее отзвука в сердце. Внутри поселился холод.
– Я не слышу, – нахмурилась Тини.
– Почему… ты раньше не сказала? – спросила Кессаа.
– Отсюда до храма около тридцати лиг, – сдвинула брови жрица. – Я так понимаю, что алтарь в храме? В обычное время мы добрались бы за день, но теперь все сложнее. Пешим ходом придется идти, скрытно пробираться. Полусотня Ролла Рейду в снегопад застряла в глухой чаще, это на сорок лиг южнее, но по краю леса движутся еще два отряда. Одним командует Арух, другим – Седд Креча. Лес их кружит, но рано или поздно они выйдут и к этой башне. Кроме этого, остается еще один отряд. В нем около сотни воинов. Они движутся напрямую к храму. С ними Ирунг.
– И конг? – спросила Кессаа.
– Конг Скира мертв, – скривила губы Тини. – Можешь не беспокоиться. Но Ирунг более опасный противник, хотя его лазутчики оказались никуда не годными.
– Что я буду делать потом? – тихо прошептала Кессаа.
– Ты, я, мои помощницы и трое жрецов храма Исс немедленно отправляемся к храму. Все остальные воины, а их здесь немногим меньше сотни, будут прикрывать нас. Баль осталось мало. Большая их часть сейчас на юге. Воинства Суррары даже без всесильных магов очень опасны. Магия Эмучи больше не защищает баль, им приходится нелегко.
– Что я буду делать потом? – повторила Кессаа. Что-то темное мелькнуло в глазах матери. Бывшая хозяйка храма Сето запнулась, но продолжила говорить:
– Все эти воины здесь, потому что верят: если ты выполнишь роль предсмертного слуги, тогда сила вернется к баль, и они смогут защитить свои земли.
– Почему ты с ними? – спросила Кессаа.
– Эмучи учил меня, – после паузы ответила Тини.
– Чему он научил тебя? – спросила дочь, пытаясь разглядеть темное в глазах матери. – Тому, как встретить смерть на арене Скира? Что он наколдовывал тебе перед смертью? О чем просил?
– Не говори о том, чего не понимаешь! Нельзя построить дом на противоположном краю пропасти, не построив мост через пропасть. Выполни обещанный Зиди долг, потом загадывай на будущее.
И вновь темное мелькнуло у нее в глазах.
– Почему ты раньше не сказала?
– Неужели ты не понимаешь? – усмехнулась Тини. – Ты была заложницей Ирунга, потому что он боялся меня. Каждая моя встреча с тобой обходилась мне очень дорого. Не могла я тебе ничего сказать.
Дорога через заснеженный лес к храму заняла больше двух дней. Трое воинов остались с Кессаа, один из которых казался самым щуплым из всех, но именно его девчонка выделила – то ли из-за шрама, то ли из-за того, что и остальные молча отдавали ему первенство. Кроме них еще была Тини и две ее помощницы, которые не только молчали, но даже лиц не показывали. Воины, хотя Тини называла их жрецами, прокладывали в глубоком снегу дорогу, Кессаа шла за ними, Тини и ее ведьмы замыкали путь.
Снег больше не шел, несколько раз между кронами деревьев даже появлялся холодный диск Аилле, но и за первый снегопад лес оказался засыпан до нижних ветвей. К счастью, сильных морозов так и не случилось, поэтому, когда жрец со шрамом уходил разведать дорогу, двое его братьев быстро возводили снежную стенку, рыли яму и устраивали бездымный, но жаркий костер. Кессаа смотрела, как и Тини и ведьмы без стеснения обнажают ноги и сушат обувь, и следовала их примеру. Иногда она пыталась собрать что-то внутри себя, чтобы почувствовать хотя бы осколки силы, которые не могли исчезнуть бесследно, но всякий раз ее останавливали боль в сердце и те слова, что произнес перед смертью Зиди. Она боялась их повторить даже про себя, но слышала всякий раз, когда вспоминала баль. А потом возвращался жрец и коротко сообщал новости. Новости были печальными. Из почти сотни воинов баль в живых осталось меньше пятидесяти. Первое время им удавалось безнаказанно нападать на отряды сайдов, но затем те слились. Воины Седда, Аруха и подошедшие стражники Ролла Рейду объединились, и получившийся отряд возглавил тан Креча.
– Вот и новый конг прорезался, – задумчиво проговорила Тини.
– Они движутся полосой вслед за нами, – мрачно бросил щуплый. – Гонят нас к храму. Не имеет смысла больше петлять. Завтра с утра мы будем на месте. Те воины, которых увел Ирунг, встали вдоль реки, что огибает холм Исс в двух лигах южнее. Еще немного, и круг замкнется. Оставшиеся воины тоже подойдут к храму.
– Чего они хотят? – спросила Кессаа.
– Чтобы ты нашла алтарь Исс. – Тини бросила веточку в костер. – Ирунг надеется захватить его. Для этого старый маг будет выжидать, когда ты совершишь обряд. Пока же никто, кроме тебя, не знает, где он.