Мурена
Шрифт:
– Эх, Андрей, завидую я тебе, у тебя хоть Людмила была!.. Какая женщина все-таки!..
– Вот именно, Миша, была… - Андрей вспомнил свои беспочвенные ревностные подозрения, частые скандалы… - А я ведь и к тебе ревновал ее, готов был разорвать… Прости.
–Да, Андрей, нелегко обладать сокровищем. Ну да ладно. Дело прошлое.
– Прошлое… – старпом надолго задумался, вспомнил сына… - А у тебя детей нет?
– Нет. Мне легко, я один. Мать только в Новороссийске осталась. Жалко ее – капитан нахмурился. – Да что мы с тобой расклеились? Все будет нормально. Как и должно быть.
– Пьем? – Иван Ильич появился как всегда там, где его не ждали. – И мне плесните – замполит безрадостно шутил. – Ничего товарищи, не отчаиваетесь, у нас медицина лучшая в мире, даст Бог, подлечимся.
–А Вы, товарищ капитан второго ранга, о Боге смотрю, заговорили… - капитан Бычков иронично улыбался.
–Заговоришь тут с вами, не только Бога, но и всех святых вспомнишь. Давай Михаил еще наливай.
Так неспешно беседуя, прикончили спирт. А куда было спешить? Поход закончился, служба закончилась, жизнь заканчивалась…
«Мурена» развив полный ход, мягко покачиваясь на невысокой волне и завывая дизелями, обреченно шла домой. На носу несла гюйс, а на корме государственный флаг Советского военно-морского флота. Она еще была в строю, числилась в морском реестре. Еще несла полное боевое торпедное и ракетное вооружение, еще была грозной силой, раненой в самое сердце, но все еще борющейся за свое существование. Капитан третьего ранга Сивоконь с командой делали все возможное, чтобы не допустить ухудшения и так уже катастрофической ситуации.
БПК «Симферополь» с перебравшимися 115 членами экипажа «Мурены» и командированными специалистами, забрав всю секретную документацию об испытаниях нового оружия, прибавил оборотов и, набрав полный ход, торопливо пошел в Североморск. Оттуда, на транспортном самолете всех переправили в Ленинградский морской госпиталь при военно-медицинской Академии. Все остались живы, получив разные дозы облучения, были комиссованы по здоровью, и переведены на пенсию по инвалидности, как и ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы.
Старшину первой статьи Алексея Чукина и матроса Василя Носа, долго держали под следствием, досконально разбираясь в причинах трагедии. В конце концов, объявили условные сроки. Как в дальнейшем сложилась судьба этих двоих – неизвестно…
* * * * *
Ранним туманным утром 27 июня 1989 года, в холодные, мрачные воды Ара-губы, на малом ходу в надводном положении, вошел атомный ракетный крейсер «Мурена». Медленно пробираясь по извилистому заливу, неслышно перемигивался со скрытыми высоко в сопках постами. Наконец, впереди, показались такие знакомые, покрытые свежей летней зеленью, берега базы. Доложили о прибытии, и получили ответ – следовать на позицию 07, в одну из штолен. Возвратились ровно туда, откуда более полутора месяцев назад торжественно уходили на боевое задание. Лодка тихо вошла в узкий коридор и скрылась в граните…
Глава 12
О случившейся на лодке аварии, в Видяево узнали 26 июня, накануне прибытия атомохода с неуправляемой реакторной установкой. Командование гарнизона собрало всех членов семей моряков «Мурены» в Доме офицеров. Успокаивали, говорили, что ничего, мол, страшного не произошло. Лодка идет своим ходом на дизелях, и уже завтра прибудет на базу. Все члены экипажа живы.
На вопрос о полученной дозе облучения, отвечали уклончиво. Сказали, что всю команду после возвращения, не теряя драгоценного времени, отвезут на базу Росляково, где стоит полк морской авиации. Оттуда сразу же, на военно-транспортном самолете отправят в Ленинград. Там в закрытом научно-исследовательском институте, принадлежащем министерству обороны, и будут проходить дезактивацию и дальнейший курс реабилитации. Очень просили женщин не волноваться и спокойно ждать. На вопрос о причинах катастрофы ответить не могли, действительно не знали сами.
Люди просили хотя бы на несколько минут увидеться с близкими, на что им категорически было отказано. И следовать за машинами на аэродром, запретили. Пообещали собрать всех здесь же через несколько дней, когда обстановка несколько проясниться, и обязательно сообщить о результатах.
На следующий день по идущей через поселок дороге, в Росляково проследовал на огромной скорости кортеж из нескольких мощных, крытых наглухо брезентом, грузовиков «Урал».
На шоссе были выставлены посты, никого не пропускающие и дающие возможность машинам беспрепятственно мчаться, мигая синими проблесковыми маячками, и завывая сиренами. В Видяево трассу оцепили с обеих сторон сплошным строем матросов. За оцепление не пускали, несмотря ни на какие мольбы. Особо настойчивых сразу уводили в комендатуру. Люди стояли вдалеке, большой взволнованной, бурлящей толпой.
Наконец показался эскорт. Подъезжая к поселку, еще более увеличили скорость и, натужно ревя моторами, промчались, словно мрачные тени. Народ закричал, загомонил встревожено. Из-под пыльного закрытого брезента кузовов махали кому-то чьи-то руки. «Уралы» ушли.
Все случилось очень быстро, обыденно как-то. Женщины плакали, вытирали измученные тоской неизвестности, в один миг постаревшие, прекрасные в своей мужественной терпеливости, красивые, созданные для счастливой жизни, мокрые от горьких соленых как морская вода, слез, похожие друг на друга, печальные лица. Все были здесь. И Людмила, и Ольга, и Жанна Олеговна, и Ирина. И остальные жены подводников, заплаканные, несчастные, отчаявшиеся от полной безысходности. Кричали, махали вслед руками, провожали, будто в последний путь своих выполнивших воинский долг, верных присяге, боровшихся до конца, далеких уже теперь мужей, неумолимо несущихся к Вечности…
Люся вспомнила пророческие слова загадочной девушки Лукии. До нее только сейчас дошел страшный смысл предсказания. Ей опять стало очень плохо. Мутило, голова кружилась, сердце готово было разорваться от горя…
Все вместе подруги, поддерживая друг друга под руки, медленно пошли домой к Ольге. Пили какие-то таблетки, корвалол, что-то еще, принесенное из госпиталя Людмилой. Пытались успокоиться, утешить разболевшиеся горящие души. Нужно было обязательно что-то делать, иначе можно сойти с ума. Долго говорили, обсуждали, плакали. Наконец решили. Оставить детей с Ириной, а самим лететь в Питер, к Ольгиной матери. И там уже узнавать судьбу мужей. На следующее утро они, вместе с присоединившимися к ним несколькими женщинами ехали рейсовым автобусом в Мурманск. Вечером, не без труда, пробив через комендатуру аэропорта билеты, летели в Ленинград.