Мурка. Королева преступного мира
Шрифт:
— Я хотеть смотреть этот браслет, — произнесла незнакомка с сильным акцентом.
«Иностранка в нашей дыре!» — сердце Эфраила забилось чаще, по организму разливался приятный трепет. Он дрожащими руками достал из витрины украшение и бережно протянул блестящий изыск будоражащей его нервные окончания женщине. Красиво, с достоинством дама приняла драгоценность и неторопливо прикинула на тоненькую беленькую ручку. Стареющий мужчина начал бегло поправлять жиденькие волосы на макушке — уж очень ему хотелось понравиться таинственной иностранке. Появление этой чудесной волнующей покупательницы заставило биться сердце одинокого человека намного чаще.
Мэри внимательно наблюдала за его поведением через отражение в стекле витрины, над которой склонилась достаточно низко, притворяясь, что любуется браслетом.
— Я не мочь застегивать! Я нуждаться помощь! — она произнесла это с такой ранимостью и беспомощностью, что Эфраил чуть не подпрыгнул от удовольствия. Спектакль продолжался, а услужливый владелец лавки покорно помогал. Он никак не мог справиться с застежкой, за что мысленно ругал себя самыми последними словами. Мужчина то бледнел, то краснел, пыхтя над неподатливым замком браслета и уже совсем было отчаялся, но тут прохладная кисть волнующей покупательницы покрыла его неспокойные руки.
— Не надо тревога. Все хорошо, — завораживающе произнесла притворщица, после чего выглянула из-под полей шляпки и вдумчиво посмотрела в глаза продавца. Подражание французской речи, а точнее их коварное «р» давалось Мэри плохо, но к счастью, Эфраил не замечал этого. Он знал лишь несколько пошлых фраз по-немецки, которые ни разу в жизни не пригодились незадачливому еврею. Под ее волнующим взглядом владелец ювелирного магазина замер, словно кролик напротив удава. Они стояли друг напротив друга несколько мгновений и держались за руки, как два юных голубка на первом свидании. Ему вдруг показалось, что огромная вращающаяся планета замерла на миг, как бы благословляя их обоих. Поток мыслей очарованного мужчины прервали звуки с улицы. Мэри встрепенулась и направилась к приоткрытому окну, вытянув правую руку вперед, будто пыталась нащупать путь, ведущий к волшебному источнику чудеснейшего звука. Эфраил посеменил за ней. Дрожь в организме никак не позволяла справиться теперь с магазинным замком, он сотрясался возле двери, боясь потерять из виду свою богиню.
На площади собралась толпа. Все смеялись и восхищенно вскрикивали, глядя на то, как тело полураздетого мужчины принимает разные причудливые формы. Питон явно снискал успех у зевак, чему был несказанно рад. Тут же в толпе промышляли парочка карманников, которые грабили по мелочевке, отвлеченных зрелищем зрителей. Естественно, все члены банды не выдавали знакомства друг с другом.
— Он не иметь кости! — выкрикнула Мэри, смеясь. Она восхищенно захлопала в ладоши, как маленький ребенок, неожиданно получивший множество вкуснейших леденцов. Женщина выскочила из толпы наблюдателей и начала выплясывать, импровизировать под музыку, красиво двигаясь вокруг гнущегося во все стороны человека.
— Какая… непосредственная! И так красиво танцует! — прошептал восхищенно Эфраил, с вожделением наблюдая за посетительницей магазина.
— Конечно! Это же сама Айседора!
Владелец «ювелирки» вздрогнул и вопросительно уставился на галантно одетого мужчину, стоящего рядом. На Фомке был дорогой фрак из украденного в поезде чемодана. Изысканная и благородная одежда очень шла молодому человеку, он выглядел вполне достоверно, как представитель высших слоев общества. Хотя в 20-е годы это понятие уже устарело.
— Айседора Дункан! Великая танцовщица. Приехала из Франции. Здесь инкогнито. Любит Россию — спасу нет…
— А вы кто ей будете? — еле слышно уточнил не читающий газет еврей. Почему-то ему показалось, что этот статный, хорошо одетый человек имеет к его новой знакомой непосредственное отношение. Вдруг торговец почувствовал болезненный укол ревности.
— Я — ее импресарио.
После этой фразы Фомка почтительно склонил голову и ринулся к разбуянившейся «Айседоре», щеки которой от танцев полыхали. Взяв ее под локоть, он уверенно повел к ожидавшему экипажу. Эфраил с горечью наблюдал за тем, как увозят прекрасное мимолетное видение и скупая мужская слеза окропила его щеку. Зеваки продолжали подбадривать человека-змею, самые щедрые из них бросали мелочовку к ногам циркача. Как правило, это были представители рабочего класса. Те, кто побогаче скупились, но тот факт, что они уже заплатили за зрелище, они поймут чуть позже, не обнаружив украшений и кошельков. Очарованный таинственной Айседорой мужчина, ссутулившись, побрел обратно к магазину.
На следующий день Мэри снова появилась в ювелирной лавке, и, краснея, вернула прекрасное украшение, которое якобы случайно унесла. Она долго извинялась и красиво заламывала руки, изображая стыд. Робея, Эфраил пригласил ее на ужин, и Айседора дала свое согласие, затратив на раздумье всего несколько секунд. Ловушка захлопнулась и ничего не подозревающая мышка ожидала кусочка вкусного сыра, не подозревая, что стала добычей хитрой и коварной кошки.
Своей благородностью и утонченностью Айседора возвышала обычного лавочника над другими. Эфраил чувствовал себя султаном, рядом с которым была прекрасная Шахерезада, ласкающая слух сказками о далекой и прекрасной Франции. В ресторане многие знакомые еврея-ювелира подходили к столику, чтобы выразить свое почтение и удовлетворить любопытство. Слывший одиноким и привередливым мужчиной, не пренебрегающим услугами проституток, Эфраил удивил всех, появившись в компании яркой, красивой и веселой иностранки. Им желали приятного вечера и между делом как бы невзначай пытались заглянуть под поля шляпы, но лицо незнакомки было надежно укрыто от навязчивого внимания.
Через пару дней по городу пошел слушок, что еврей планирует жениться. Он был счастлив и не скрывал этого. Он позволял своей Айседоре все: самостоятельно открывать и закрывать магазинчик, примерять украшения с витрин. Ослепленный солнцем любви, он чувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой, встретившим свою первую любовь. Мэри же исполняла роль радующегося картавящего ребенка, попавшего в настоящую русскую сказку. К насыщенной событиями выдумке она добавила трагизма в виде ссоры с импресарио, который цинично бросил ее, приревновав к доброму и состоятельному ювелиру. Но она совсем не жалела, что осталась на этом маленьком дрейфующем островке счастья, ведь она не одна.
— Айседора, я бы хотел пригласить тебя ко мне домой. Не знаю, уместно ли это, — краснея и задыхаясь от волнения, уточнил по уши влюбленный еврей. Мужчина заверил, что это лишь ужин с сюрпризом. И конечно результат их совместного времяпрепровождения будет зависеть всецело от нее. Мэри согласилась. Щеки ее полыхали будто бы от стыда, она умилительно смущалась и застенчиво опускала ресницы. Ее двусмысленное поведение давало Эфраилу надежду, что ночь, проведенную в компании Айседоры, он запомнит навсегда.
Квартира не бедствующего человека, имевшего тесную взаимосвязь с драгоценными металлами и камнями, была огромна как самый настоящий дворец. Мэри скользила по ней, громко смеясь и крича, что мечтает жить в таких апартаментах и дышать русским воздухом до глубокой старости. Сраженный ее обаянием еврей не мог поверить своему счастью. Он заранее продумывал план вечера, но отчего-то все шло не так! На браслет, который она примеряла в благословенный день их знакомства, возлагалась особая миссия: эта прекрасная вещица должна была увенчать тонкое запястье дивы-иностранки в финале вечера, переходящего в страстную ночь, но зачем-то он вручил подарок почти сразу, после чего, потея и заикаясь, сделал предложение руки и сердца. От еды Айседора отказалась, лишь слегка пригубив дорогого шампанского. Ей как будто бы стало не по себе, и она открыла окно. Потом взбалмошная гостья громко прокричала сквозь пульсирующие от сквозняка занавески «Я люблю тебя!», и стремительно побежала в его кабинет. Эфраил задавался вопросом: чему или кому его новая знакомая признается в любви? Возможно, это признание предназначалось для многострадальной матушки России, ведь француженка не раз упоминала о своих чувствах к этой стране. Но все же он уповал на то, что эти трепетные слова были адресованы именно ему.