Мурка. Королева преступного мира
Шрифт:
— Время лечит, а смерть исцеляет, — сыпала постулатами во время обучения Мэри, когда в судьбе Фомки появился первый труп. Пришлось защищаться от разбушлатившегося урки, который, перебрав самогона, начал стрелять по всему, что попадало в поле его зрения. Не часто, но все же Фомке снился стеклянный взгляд мертвого человека.
— Это к осадкам! — произнесла Мэри, подавляя зевоту, когда он рассказал о том, что убиенный снится. — Примета такая в народе: снится мертвец — быть осадкам.
И действительно, на следующий день в Петрограде был снегопад. Огромные хлопья изящно вытанцовывали пируэты в воздухе. Это успокоило Петра, и он стал относиться к ночным визитам мертвеца несерьезно. «Был человек — и нет человека. Таков закон природы», — размышлял бандит-новобранец. Начитанной и неглупой Мэри удалось в свое время убедить послушного мальчика Петю в том, что в их деятельности нет ничего ужасного, и каждый волен решать, как далеко он готов зайти. Однако преимущественно он смирился с сомнительными догмами из благодарности. Тулуп по природе был человеком жестоким, и проколов, подвергающих серьезной опасности, не прощал. От «свежачка» в банде избавлялись легко и непринужденно. А вот проверенные кадры более или менее ценились.
Для впечатлительного и преданного Фомки все события, связывающие его с Мэри, были ценны. Она стала его опорой, его семьей. Он почти не помнил прежнюю дореволюционную жизнь, где был прилежным ребенком, в котором родители души не чаяли. Когда их взгляды с отцом кардинально разошлись, юноша был изгнан прочь. Оставив отчий дом, Петр Фомин ни разу не пожалел об этом. Будто его предназначение заключалось в том, чтобы быть возле отчаянной и бесстрашной амазонки, которая ежедневно доказывала миру, что существует, и летела против ветра к какой-то никому неведомой цели. Эта женщина была для него сложным секретным замком, и он надеялся, что когда-нибудь ему удастся его… нет, не взломать, а бережно и острожно открыть.
Глава 6
Два титана преступного мира
Банда Кровавой Мэри пронеслась по городу ураганом: квартиры, лавки, магазины и даже банк. Работали, не применяя насилия, — не было ни жертв, ни свидетелей. Они были изобретательны и не оставляли следов. Ежедневно случались грабежи, и чья-то частная казна становился легче. Казалось, их жадности нет придела. Местная преступность одурела от наглости и изящества грабежей неуловимых «гастролеров».
Больше всех ситуация эта тревожила Царя — человека, несущего в каком-то смысле ответственность за благополучие кошельков местных толстосумов. К нему на поклон пошла вереница недовольных богатеев, требующих справедливости. Царя и его равносильных подельников тошнило от новой волны выскочек, занимающихся сомнительной деятельностью. НЭП стал в какой-то степени бичом времени. Но не для бандитов! Разрешение частного предпринимательства и спекуляции развязало руки преступникам, а в государственных структурах начался разгул коррупции. Взяточничество стало нормой, вопросы решались в частном порядке, тет-а-тет. Денежные вознаграждения любили и в рядах милиции. Местные руководители с благодарностью принимали дары от нэпмэнов и покровительство жуликов. Торгаши, жулье и начальнички — это были три группы, сплетенные между собой коммерческими махинациями и откровенно плюющие поверх голов голодного народа.
Колченогого ввезли в просторный зал, который хозяин «скромно» прозвал тронным. Попасть в это роскошное помещение мог не каждый, а только те, кто входил в круг доверия царствующей особы. Человеком он себя считал весьма непритязательным, но все же приучил подчиненных относиться к нему, как к персоне королевских кровей. Водить дружбу с Царем было почетно. Мануфактурщики отдавали немалые деньги, чтобы им была назначена аудиенция у ног того, кто провозгласил себя Царем.
Бывший революционер — Колченогий — сидел на своем инвалидном кресле гордо. Свою ущербность он давно отодвинул на второй план. Главное правило, которое уяснил калека: необходимо быть убедительным. Сила духа против физической силы — как ни крути, а победа на стороне первой. Он пережил много и побывал в разных ситуациях, из которых выходил изящно и мудро, оставляя оппонента «с носом».
— Нынче неспокойно стало! — проскрипел устало Царь, делая знак своему прислужнику, чтобы тот налил в бокалы вина. Молодой человек с идеальной выправкой изящно откупорил бутылку и поднес ожидающим собеседникам выпивку.
— Ты слышал про новые столичные веянья? Появилась банда оболтусов в белых балахонах! Промышляют по ночам — грабят фраеров и впечатлительных дамочек.
Колченогий рассмеялся. Дикая история о ворах-призраках давно витала среди бандитов. Ходили слухи, что «простынники» совершенствуются и для устрашения надевают ходули или спиральные пружины.
— Ты имеешь в виду «попрыгунчиков»? — не скрывая иронии, уточнил гость в коляске. — Да, забавные ребята. Еще группа карликов есть. Наряжаются детьми. В основном проникают в форточки и воруют в магазинах. Мелочь во всех смыслах слова!
— Передавил бы всех! Устраивают, понимаешь, цирк! Стыдно! И ведь это центр! Только в провинции и остались благородные люди!
Не один Царь сетовал на бандитский беспредел в России. До Октябрьской революции были определенные законы и кодексы, которые могли урегулировать спорные вопросы в жульнической среде (как бы забавно это не звучало). Было распределение «ролей» и уголовный мир делился на касты, благодаря чему поле деятельности четко разграничивалось, и грамотно выстраивалась иерархия. Гражданская война породила нищету, и представителям преступной элиты стало голодно. Потоки эмигрантов хлынули за границу.
— Вырождается наша культура… Стыдно, Колченогий, за то, что происходит! — грустно вздыхал Царь. Он выглядел действительно расстроенным, словно потерял очень близкого человека, которого уже не вернуть. — Пристрастился к вину. Уснуть без него не могу. Стареем мы, друг мой. А что останется после нас? Карлики на ходулях?!
— Хоть потоп! — улыбнулся в ответ человек в кресле, не настроенный на философские беседы о перспективах.
Колченогий и Царь были схожи по убеждениям и близки по духу. Наставники жуликов нового поколения с установками и воспитанием старого времени. Люди, которых перемололи жернова революции, старались блюсти традиции (насколько это было возможно). Их усилиями сохранялась преступная артель, в которой они не без труда удерживали власть и порядок в том историческом отрезке, в котором развивалась страна, а именно — в двадцатых годах. Все вокруг свято верили в их благородство, будучи уверенными, что люди «белой кости» знают, как правильно строить новую жизнь. Жиганы, как их называли в то время, изящно манипулировали угасающими традициями старого преступного мира в современных условиях.
Колченогий лишился одной ноги при попытке бежать, когда поезд вез кучу безнадежных и изнуренных голодом людей в ссылку. Он потерял сознание прямо на рельсах, а очнулся снова внутри вагона, лишенный конечности. Эта была обидная случайность, о которой мужчина не любил вспоминать. Заботливые охранники не оставили его подыхать, а впихнули истекающее кровью тело уже во время движения поезда. Он не планировал продолжать жить, но судьба распорядилась по-своему. От дикого холода поврежденная часть ноги онемела, и это остановило кровь. Вторую ногу он повредил во время драки в бараке. Условия для содержания потерянных для общества людей были ужасны и вскоре ему ампутировали и другую конечность. Сотоварищи заботливо соорудили ему маленькую деревянную тележку, на которой он мог возить свое тело. Колченогий пару раз пытался покончить с собой, но потом в нем проснулось неистребимое желание жить.
Благодаря амнистии вместе с потоком урок в «нормальную» жизнь возвращался получеловек. Ему удалось сколотить вокруг себя небольшую банду из босяков, которые беспрекословно подчинялись ему и как шакалы таскали падаль в нору. Преступность стала для него социальным протестом, а организация бандитской группировки — идейной борьбой. Интерес к судьбе страны давно угас, и он сосредоточился исключительно на собственной персоне.
Количество членов банды росло, стали приходить ребята крепче и умнее. Его уважали и побаивались. Он знал правила и этикет «блатных», а также пару нужных и важных имен, получив тем самым ключи от дверей, за которыми царила гармония, спокойствие и легкая нажива. Предприимчивый мужчина держался как бы особняком, он не был замешан в преступлениях, а добычу делил по своему усмотрению. Постепенно он выстроил пирамиду власти, в которой каждый отвечал за свою зону забот. С тех пор пожинал плоды своих трудов и старался быть максимально справедливым в решении важных вопросов. «Закрепившись» в городе вошел в преступный синдикат и стал одним из вожаков, являясь при этом «правой рукой» и советником Царя. Кличку Колченогий получил еще в ссылке, после которой без жалости перечеркнул революционное прошлое и жил только настоящим.
Царь жестом отдал распоряжение прислужникам покинуть тронный зал и мужчины поспешно удалились, оставив двух титанов преступного мира наедине.
Царь вопросительно уставился на Колченогого, ожидая разъяснений. Он величаво прошел к своему огромному кожаному креслу и медленно водрузился в свой вычурный трон, теперь они были почти на одном уровне с человеком в коляске.
— Ты ведь знаешь, по какому поводу я тебя пригласил, Колченогий. Есть какие-нибудь новости, относительно гостей нашего маленького, поставленного на уши города?