Мурзук
Шрифт:
Это была нора шадака – сеноставца. Отсюда шел ход еще глубже под землю, в спальню хозяина. Сам круглоухий куцехвостый хозяин был задушен суслеником, но съел его Аскыр.
Прежде Аскыр не забирался в эту часть россыпи. Тут были только крупные камни. Между ними широкие дыры. Аскыр стал лазать из дыры в дыру и нашел еще несколько сеновалов, что устроили шадаки. Сами зверьки – толстые грызуны величиной с крысу – сидели в норках. Летом они натаскали в свои кладовые целые копны сена, зимой просыпались и ели его.
Аскыр
Через двое суток Аскыр прислушался: шума снаружи не было. Он вышел и осмотрелся.
Обмета нет. Путь в тайгу снова свободен. Осада снята.
Охотники спустились на реку и шли по льду. С пустыми почти нартами идти было легко. На исходе второго дня, уже в сумерках, путники свернули в тайгу и сейчас же заметили огонек между темными стволами деревьев.
Залаяли собаки, замычала корова, и в морозном воздухе повеяло теплым человеческим жильем. Из большой пятистенкой избы выскочил одноглазый с длинным ружьем в руках. Но, опознав охотников, опустил ружье и с поклонами встретил гостей.
Еще с крыльца Степан услышал шум и громкую ругань в избе. В горнице сквозь ворвавшийся морозный пар он увидал широкоплечего человека необыкновенно высокого роста. Верзила размахивал длинными руками и сыпал крепкой таежной бранью.
– Кровь нашу сосешь, язви тя в душу! – кричал он, не обращая внимания на новоприбывших. – И где это виданы такие цены?
– Ступай, ступай отселева! Сказано, не дам ни порошинки! – визгливо гнал его хозяин. Видно, у них заканчивался долгий спор. – Кругом у меня в долгу, – объяснил Нефедыч охотникам. – Принес два «хвоста», так и долг ему спиши, и пороху еще продай. Ты сперва должок, должок покрой, а там и разговор другой будет.
– Да коли зверя бить нечем стало! – гремел верзила. – Где же я напасусь на тебя, волчья твоя пасть ненасытная!
– По мне хоть пропади, хоть ограбь кого, а денежки подай!
Верзила поднял громадный кулачище и двинулся на хозяина.
– Держите его! – взвизгнул одноглазый и отскочил за лавку.
Два дюжих работника, хлебавших за столом горячие щи, спокойно встали. Один из них мирно сказал:
– Ступай, паря, драться не дадим.
Верзила яростно плюнул в хозяина, подхватил стоящее в углу ружье и распахнул дверь.
– Соболятник тоже называется, тьфу! – плюнул хозяин. – Другому, верите ли, даром рад отдать, три года ждать буду, а с этого как с козла молока. – Чем служить могу? – обратился он вдруг совсем другим тоном к охотникам. – Беседуйте. Поелозьте, милы гости, за горяченьким и балакать способнее! Угощайте, девки!
Только теперь Степан приметил в горнице трех женщин.
Пожилая, видно хозяйка, только кланялась, а девки
Ипат степенно объяснил хозяину, что от него требуется охотникам.
– Отпущу, отпущу, всего отпущу! – масленым голосом завилял одноглазый. – Уж будьте благонадежны, все для вас найдется.
Работники закончили ужин и ушли в боковушку спать. Кержаки похлебали щей и сразу же приступили к делу. Ипат рассказал хозяину, сколько и какого запасу и провианту требуется.
– Однако спешить-то, милые гости, некуда, – уговаривал одноглазый. – С недельку погостите, а там и сговоримся.
– Некогда нам валандаться, Нефедыч, – настаивал Ипат. – И то в деревню не пошли, к тебе завернули. Тащи-ка запас. Сторгуемся – и дело с концом. А утром в дорогу.
Еще поспорили, потом одноглазый пошел будить работников. Принесли муки, сухарей, соли, достали пороху. Одноглазый назначал цены, кержаки торговались, усовещивали – очень несуразные деньги заламывал купец за товар.
– На запись ведь, – оправдывался одноглазый. – На запись оно всегда дороже.
– Зачем на запись, – поправил Ипат. – Соболя у нас с собой, сейчас тут и расплатимся. Доставай-ка, Лука, крошни.
На шерстистом лице хозяина заблестел единственный глаз, когда рыжий Лука развязал крошни и достал собольи шкурки.
Хозяин сразу стал сговорчивее. Он принялся горячо убеждать охотников продать ему всех соболей.
– Не могим, Нефедыч, – твердо отрезал Ипат. – Скупщик у нас свой, сам знаешь. Однако уж на деревне поджидает нас. Брательник снесет ему, – кивнул он на Рябого.
Долго бился одноглазый, уговаривал, но Ипата сломать не мог. Стали, наконец, запас торговать – и за одного мехового соболя сторговали все. Цена выходила громадная, но кержаки знали, на что идут, решив закупиться у одноглазого.
Утром на третий день тронулись: трое – назад, в тайгу, а Рябой – вниз по реке, в деревню. С ним Ипат уговорился так, что через десять дней он вернется на стан.
Еще у самой избы нарта Степана наткнулась оголовкой на пенек и навалилась. Подымая ее, он увидал, что и одноглазый вышел за ними из избы. На плече у него было длинноствольное ружье.
Вспомнил Степан, как рассказывали кержаки, что одноглазый без промаху бьет белку в голову.
«А промыслом небось не занимается, – подумал Степан. – Видать, скупщиком куда способнее деньгу зашибать!»
Одноглазый пропал за деревьями.
Степан заторопился догонять товарищей.
В тайге
Степан привык к тайге.
Теперь он знал, что в тихой и будто пустой тайге птицы и зверя больше, чем людей в большом городе, только не всякий приметит, где рыщет, где прячется таежный зверь.