Мусаси

Ёсикава Эйдзи

– Мусаси.

– Мусаси?!

– Да, до вчерашнего дня он жил у меня. Ему писали из Кокуры, и в одном из писем Нагаока Садо сообщил, что вас захватили в плен и отвели на гору Кудо. Мусаси решил, что вас ранили или убили.

– Недоразумение.

– Мы узнали, что Иори живет в доме Садо.

– Неужели нашелся? – радостно воскликнул Гонноскэ.

– Да. Поговорим в спокойном месте, – предложил Коэцу.

Коэцу повел Гонноскэ в одну из ближайших чайных. За чаем Гонноскэ рассказал, что с ним произошло. Когда его привели на гору Кудо, Санада Юкимура с первого взгляда понял, что произошла

ошибка. Гонноскэ освободили, и у него завязались добрые отношения с Юкимурой, который не только извинился за свою оплошность, но и послал людей на поиски Иори. Гонноскэ понял таким образом, что Иори жив. Гонноскэ понапрасну искал мальчика в соседних провинциях. Он не решался явиться к Мусаси без Иори. Сегодня он осмелился прийти на пристань, потому что сомневался, доведется ли ему когда-нибудь увидеть учителя живым.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Коэцу. – Через несколько дней будет еще один корабль.

– Я хотел отправиться вместе с Мусаси. Это путешествие – решающее в его жизни. Он постоянно работает над собой. Он непременно победит Кодзиро. Впрочем, исход подобных поединков непредсказуем. Велика власть рока. Каждый боец знает, что и победа и поражение в значительной степени зависят от везения.

– По-моему, для волнений нет причин. Мусаси сохраняет удивительное хладнокровие, – спокойно произнес Коэцу.

– Да, но и Кодзиро – прекрасный фехтовальщик. Говорят, он усиленно тренируется с тех пор, как поступил на службу к Тадатоси.

– Это будет поединок надменного гения и обыкновенного человека, который благодаря упорному труду довел свое мастерство до совершенства.

– Я бы не назвал Мусаси обыкновенным человеком.

– Нет, обычный человек, именно поэтому он – воистину выдающаяся личность. Он не довольствуется тем, что заложила в нем природа. Понимая свою заурядность, он постоянно совершенствует себя. Трудно вообразить, чего это ему стоит. Когда его многолетние тренировки увенчались блестящими результатами, заговорили о его сверхъестественных данных. Утешение для тех, кто не хочет работать.

– Спасибо, что вы поделились вашим глубокими мыслями, – сказал Гонноскэ.

Искоса взглянув на дородного пожилого собеседника, Гонноскэ подумал: «Все сказанное относится и к тебе».

– Не пора ли нам? – спросил молодой человек, заглянув в чайную.

– А, Матахати! – добродушно произнес Коэцу.

– Придется оставить вас. Друзья ждут, – сказал он Гонноскэ. – Через Осаку едете?

– Да. Хочу успеть к вечерней барке, которая идет в Киото.

– Не позволите присоединиться к вам до Осаки?

Гонноскэ решил не тратя времени отправиться пешком.

Вечерело, когда они ступили на шумные улицы Осаки. Коэцу и Гонноскэ внезапно обнаружили отсутствие Матахати. Вернувшись немного назад, они увидели его на мосту. Матахати как завороженный смотрел на женщин из лачуг на берегу, которые чистили посуду и мыли овощи.

– Это она, Акэми! – вскрикнул Матахати.

Они столкнулись не по прихоти судьбы, вернувшей их в прошлое. Акэми была его незаконной женой. Их роковая связь не могла оборваться в этой жизни. Матахати с трудом узнал Акэми. За два года не осталось и следа от ее привлекательности и игривости. Она сильно похудела, немытые волосы

были кое-как закручены вокруг головы. Она была в коротком кимоно, едва прикрывавшем колени, какие обычно носят обитательницы самых нищих домов. Акэми сидела на корточках рядом с большими корзинами, наполненными ракушками и съедобными водорослями. Торговля ее шла вяло. За спиной Акэми дремал ребенок, которому на вид было не больше года.

Сердце Матахати оборвалось. Приложив ладони к щекам, Матахати в уме считал месяцы. Если малышу год, то он был зачат, когда они с Акэми жили в Эдо. Значит, во время публичной порки Акэми носила дитя.

Блики от реки падали на лицо Матахати, может, поэтому казалось, что оно мокро от слез.

Акэми поднялась и медленно пошла, волоча корзины. Матахати побежал следом, окликая ее и размахивая руками. Коэцу и Гонноскэ поспешили следом.

– Куда ты, Матахати?

Матахати забыл о своих попутчиках.

– Простите меня, – бормотал он. – Сказать по правде…

Как объяснить то, что он сам еще не совсем понял? Как взять себя в руки?

– Я решил отказаться от монашества и вернуться в мир. Я ведь не принял постриг, – на одном дыхании выпалил он.

– Вернуться в мир? – изумился Коэцу. – Столь внезапно!

– Я все вам объясню. Я только что увидел женщину, с которой прежде жил. У нее ребенок. Он мой.

– Уверен?

– Да, мне кажется…

– Успокойся и подумай. Малыш точно твой?

– Да. Я отец… Я не знал. Какой стыд! Я не допущу, чтобы она оставалась нищей уличной торговкой. Я буду работать и помогать растить ребенка.

Коэцу и Гонноскэ переглянулись, сомневаясь, в своем ли уме Матахати.

– Тебе виднее, – проговорил Коэцу.

Матахати снял монашеское облачение, надетое поверх обычного кимоно, и передал его Коэцу вместе с четками.

– Передайте это Гудо в Мёсиндзи. Скажите ему, пожалуйста, что я остался в Осаке. Я найду работу и стану примерным отцом.

– Подобает ли с такой легкостью отказываться от монашества?

– Учитель говорил мне, что я могу вернуться в мир когда захочу. Говорил, что совершенствоваться в вере не обязательно в монастыре. Гораздо труднее хранить веру во лжи и грязи мирской жизни, чем в чистоте и уединенности монастырской обители.

– Он прав.

– Я год провел с учителем, но он до сих пор не дал мне монашеского имени. Он зовет меня мирским именем «Матахати». Может, что-то должно произойти в моем будущем рождении, чего я пока не понимаю. Я обращусь к учителю за наставлением.

Матахати ушел.

Вечерний корабль

Длинное красное облако висело над горизонтом, как знамя. Мелкое, прозрачное море было спокойным. На дне среди водорослей застыл осьминог.

В полдень в устье реки Сикама к берегу причалила лодка. Под вечер над ней заструился дымок от глиняного очага, сложенного на корме. Старая женщина ломала лучины и подкладывала их в огонь.

– Холодно? – спросила она свою спутницу.

– Нет, – ответила девушка, лежавшая за занавеской из плетеной соломы. Она с трудом подняла голову, чтобы посмотреть на старуху. – Не беспокойтесь, почтеннейшая. Лучше поберегите себя. У вас голос охрип.