Мушкетер и фея (сборник)
Шрифт:
У Джонни захолодело в желудке.
– Ты что? – спросил он слабым голосом. – Ты мне… этой дрянью мазал?
Он хотел торопливо стереть Вовкино снадобье ладошкой, но тот поймал его за руку.
– Не вздумай! Тогда и на ладони волосы полезут. Да и бесполезно, уже впиталось…
Джонни посмотрел на Вовку в упор неприятным взглядом.
– Проверить-то надо, – хладнокровно объяснил Алхимик – Я за свою продукцию отвечаю.
– Ну и проверял бы на себе, дубина! – взвизгнул Джонни. – Мазал бы себе хоть… – он быстро взглянул на Катю, – хоть поясницу!
– Я, значит, делай, я мажь, я испытывай, – возразил Вовка. – Всю работу один. Я вам кто? Лошадь?
– Ты не лошадь. Ты осел, – печально возразил Джонни. – Как я теперь буду с волосатой коленкой?
Алхимик пожал плечами.
– Брить будешь, пока лето. А зимой все равно не видать. Даже теплее… По крайней мере, не будет ревматизма коленной чашечки.
В последних словах Джонни уловил издевательскую нотку и молча врезал коварному Алхимику по скуле. Вернее, хотел врезать. Вовка тоже был не промах, он защитился и двинул Джонни в плечо. Тот не устоял, но, падая, ухватил Вовку за ногу. Колбы на столе подпрыгнули и задребезжали…
Катя взяла с подоконника большую кастрюлю, тщательно понюхала содержимое, убедилась, что там вода, и аккуратно вылила ее на сцепившихся противников.
Джонни и Вовка, фыркая, разлетелись по углам комнаты. Вовка осторожно держался за нос, и это слегка примирило Джонни с действительностью.
– Я в общем-то и не хотел на тебе испытывать, – примирительно объяснил Вовка. – Я хотел помазать соседского кота, у него плешь от лишая. А ты сам, как нарочно, со своей коленкой…
– Джонни, – ласково позвала Катя. – Если уж Вовка сделал лекарство от облысения, то лекарство наоборот он еще легче сделает.
– Запросто!.. Со временем, – откликнулся Вовка.
– Давай бутылку, – хмуро сказал Джонни.
Вовка очень осторожно отлил половину жидкости из флакона в пузырек поменьше.
– Кое-что оставлю. Для кота… А ногу-то давай забинтуем. Всякий опыт надо доводить до конца.
Тугой бинт мешал сгибать ногу и крутить педали. Джонни и Катя пошли пешком, а велосипеды вели "под уздцы". Теперь Джонни размышлял спокойнее и находил, что у случившегося есть две стороны. Конечно, будут лишние хлопоты с бритьем, но в то же время он, Джонни Воробьев, станет единственным в мире человеком, у которого на коленке растут волосы. А быть в чем-то единственным всегда приятно: возможны известность и слава.
Джонни подумал, не поделиться ли этой мыслью с Катей, но Катя шла какая-то рассеянная и смотрела под ноги. Вдруг она сказала:
– А все-таки Шестопалов – молодец.
– Дурак он и нахал, твой Шестопалов! – моментально вспылил Джонни.
– Почему это мой?
– А кто все время "Вовочка, Вовочка"?
– А как бы я его упросила? С людьми надо лаской… Вот попробуй сам когда-нибудь – увидишь…
Джонни попробовал, когда начал разговор с Верой Сергеевной:
– Вера, скажи, пожалуйста, не могла бы ты объяснить мне, где живет Валентин Эдуардович? Извини, что я тебя отвлекаю, но мне очень-очень надо.
Ласка и вежливость не помогли.
– Уйди, чудовище, – сказала Вера. – Ты хочешь сделать ему очередную гадость?
Джонни потупил глаза.
– Я хочу извиниться… За тот случай…
Вера остолбенела. Она уронила черный грифель, которым красила ресницы, и забормотала:
– Тогда я… да, конечно… Сейчас… Женечка, а это правда?
– Честное слово, – мужественно сказал Джонни.
Вера суетливо написала ему гостиничный адрес.
– Только ты, Женечка, сегодня же… А то он завтра утром уедет.
– Ой! Он же хотел послезавтра!
– Его вызвали в институт принимать вступительные экзамены. Завтра в девять у него последняя лекция, а потом он на поезд… Ты иди лучше прямо сейчас, он у себя.
Джонни и сам понимал, что надо спешить. Но Вера уговорила его сперва надеть чистую рубашку, а потом припудрила синяк (который стал уже светло-желтым и называться синяком не имел права).
Видимо, она сбегала к телефонной будке и предупредила Валентина Эдуардовича, потому что он ждал Джонни. Он встретил его у входа в гостиницу, сказал надутой администраторше "это ко мне" и заговорил с Джонни, когда еще шли по коридору:
– Женя, я чрезвычайно рад, что вы пришли, но вы совершенно зря волнуетесь по поводу того случая. Уверяю, я на вас не в обиде… Вот моя комната… Вот, садитесь в кресло… Наоборот, ваше выступление доставило мне большое удовольствие. Оно было в меру темпераментным и крайне актуальным. В самом деле, эти безобразные современные постройки среди исторических кварталов у самого крепостного холма… Это чудовищно!
– Все-таки я виноват, – вздохнул Джонни, останавливаясь у громадного кресла. – Вы уж извините меня, Валентин Эдуардович… Но у меня еще один вопрос. Можно?
– Ну разумеется! Прошу.
– Можно прямо?
– Конечно!
– Совсем прямо…
– Да-да, Женя! Я весь внимание. Ваша прямота мне весьма импонирует.
Джонни встал за кресло, уперся подбородком в его шершавую спинку и поднял ясные глаза.
– Вам нравится Вера?
– А? – сказал Валентин Эдуардович и нервно погладил лысину. – М-м… То есть да. Да… Но, увы, мне кажется, я ей не нравлюсь.
– Это не так, – деловито объяснил Джонни. – Вы ей нравитесь. В общем. Ей не нравится только ваша прическа. То есть то, что прически нет…
Валентин Эдуардович опять хотел потереть свою блестящую голову, но раздумал. Снял очки и жалобно сощурился.
– Эх, Женя, – грустно сказал он. – Это не самый большой мой недостаток. Но, к сожалению, самый неисправимый.
– Может быть, исправимый, – возразил Джонни. – Вот. – И он протянул пузырек и бумагу, где был переписан рецепт и письмо неизвестного лекаря.
Узнав, какое снадобье принес ему Джонни, Валентин Эдуардович заметно разволновался. Сначала стал смеяться печальным смехом, потом заходил из угла в угол и начал говорить, что он очень ценит Джоннины старания и очень благодарен ему за доброе отношение, но (увы, увы и увы! ) в природе не существует сил, которые заставили бы облысевшую голову снова покрыться волосами. Если бы такие силы были, современная наука давно бы их открыла.