Мушкетер и фея
Шрифт:
Вера Сергеевна облегченно кивала.
Валентин Эдуардович слушал, вытянув шею и согнувшись над звонкоголосым Джонни, будто внимательный журавль над чирикающим птенцом. При последних словах он поправил очки и взволнованно стащил с головы берет. Голова оказалась абсолютно голой. Это вызвало в рядах слушателей незапланированное оживление. Джонни легким движением руки восстановил тишину. Валентин Эдуардович быстро потер лысину, и от этой протирки она заблестела еще сильнее. Солнечный луч, пробившись через березовую завесу, зажег
– Мы, Валентин Эдуардович, очень любим наш город. Он у нас древний. Здесь все любят старину. Особенно с этой весны, когда начали ломать старый квартал на Песчаной улице и в одном доме нашли жестянку с золотыми монетами. Говорят, ее до революции какой-то купец запрятал…
– Женя… – беззвучно простонала за фанерным "лесом" Вера Сергеевна. – Не то!.. Ты же совсем не то…
Но Джонни, оживляясь все более, говорил:
– С тех пор все роют, и старые и малые. Клады ищут. Везде роют: и в подпольях, и в огородах…
За очками Валентина Эдуардовича блеснуло удивление, но Джонни уже не смотрел на лектора. Теперь он обращался к слушателям :
– Ну, в огородах копают – это их дело. А спортивную площадку, где мы в футбол играли, помните? Появились какие-то с палками и линейками и тоже давай мерить и канавки рыть! Мы спрашиваем: это зачем? А они говорят: экспедиция приедет, будем всякие древности раскапывать…
Валентин Эдуардович растерянно оглянулся и опять натянул берет. Ряды слушателей напряженно внимали Джонниной речи. А он так увлекся, что даже стал прохаживаться но сцене.
– Экспедиция – это, конечно, здорово. Может, мечи старинные найдут или кольчуги. Мы обрадовались, назавтра тоже лопаты взяли, чтобы помогать, приходим на площадку, а там железные гаражи стоят. Ничего себе экспедиция, а?!
Ряды зашумели. В этом шуме было одобрение Джонниным словам и негодование по адресу коварных владельцев гаражей. Тем более что история с гаражами многим была известна и раньше.
Джонни, подняв руку, вновь дождался тишины. И взволнованно проговорил :
– Мы эту площадку помните сколько расчищали? А теперь что? Опять посреди улицы мяч гонять… И еще вот что я вспомнил… – Он снова поднял руку, призывая к спокойствию, сделал шаг назад, оказался рядом с большой фанерной елью и… пропал.
Зрители успели заметить, как мелькнули в воздухе Джоннины коричневые ноги в белых носочках и начищенных для торжественного случая полуботинках. Все притихли от изумления.
Борис Иванович аккуратно поставил Джонни на пол в комнате за сценой.
– Приехали…
Возмущенно дыша, но не теряя достоинства, Джонни сказал:
– Это насилие.
– Да, – печально согласился Борис Иванович. – Я понимаю, что действовал не совсем законно. Только у меня не было выхода. Ты срывал мероприятие.
– Я? Срывал?
– Да. Человек приехал из Москвы, а ты едва не провалил ему выступление. Воспользовался оказанным тебе доверием и устроил этот цирк… Зачем, Воробьев? Тебе мало прежней скандальной известности? Решил еще раз привлечь к себе общее внимание?
– Не к себе, а к тем, кто ставит гаражи…
– Против гаражей надо было протестовать не так.
– А как?
– Шли бы с ребятами в горсовет. Или письмо бы написали в газету. Вон твой друг Волошин чуть не каждую неделю в газете стихи печатает, помог бы…
– Одно дело стихи, другое – письмо, – возразил Джонни – Волокиту разводить…
– А ты решил, что так легче и скорее! И вон что натворил… – Борис Иванович кивнул на дверь, за которой слышался нестройный шум и взволнованный голос Веры Сергеевны.
Директор с упреком сказал:
– Думаешь, легко теперь будет читать лекцию? Твои друзья расходились, как на стадионе.
– А может, им интереснее слушать меня, а не лекцию, – сердито брякнул Джонни.
– А вот это, милый мой, демагогия.
– Что-что? – насторожился Джонни. К незнакомым словам он относился с подозрением.
– Это греческое слово, – разъяснил директор. – Демагог – это человек, который говорит вроде бы правильные словеса, но прячет за ними всякие несправедливые мысли. Чаще всего в личных и корыстных целях.
– Значит, я в корыстных? – окончательно оскорбился Джонни. Отвернулся и стал разглядывать левую коленку. Он зацепился ею за край фанерной елки в момент похищения со сцены. На коленке была царапина. Длинная, но тонкая и неглубокая. Пустяк. Однако Джонни вспомнил, как бесславно покинул эстраду, и сказал:
– А еще директор…
– Я сейчас в отпуске, – возразил Борис Иванович. – Я действовал не как представитель школьной власти, а как частное лицо.
Джонни подумал, что в таком заявлении тоже достаточно демагогии, но высказать это не успел. В наступившей за дверью тишине раздался сильный и удивительно тонкий голос лектора:
– Товарищи дети! Приступая к этой лекции, я прежде всего хочу отметить, что в период усиления противоречий между удельными феодальными княжествами возникновение вашего города в данном регионе было заметным фактором, оказавшим влияние на ряд процессов, которые в свою очередь…
С полминуты Джонни внимательно слушал, а потом с чувством сказал :
– Д-да…
Борис Иванович опять приподнял и почесал правую бровь. Почему-то вздохнул, посмотрел на Джонни и непедагогично предложил ему японскую жевательную резинку с пингвином на фантике. Но Джонни отверг эту неуклюжую попытку примирения. Он холодно попрощался и ушел из парка.
Джонни брел руки в карманы, голова ниже плеч. Настроение было сами понимаете какое. Правда, главное он успел: сказал со сцены о гаражах. Но какой скандальный конец!..