Мушкетёры Тихого Дона
Шрифт:
И вот именно тогда шведская помощь для отторгнутых от Московии русских людей им и вовсе благом покажется. Потому как хуже, чем под турками оказаться, христианину и представить трудно…
Руководствуясь подобными соображениями, дальновидная княгиня загодя готовила почву для отпора западно-польской экспансии, заменяя её более мягкой (как ей казалось) северо-скандинавской. Ну и, кроме всего прочего, приход шведов гарантировал ей лично и её дражайшему супругу сохранение как жизни, так и положения в обществе, а сие тоже вельми даже немаловажно… Потому и написала она письмо своему милейшему дядюшке – шведскому генералу Делагарди. Только вот дражайший супружник, князюшко-воевода, прозорливость своей супруги по достоинству вряд ли оценит…
– Да, дела… – задумчиво протянул князь Людовецкий, оставляя безуспешную попытку уяснить всё политическое хитросплетение послания, но зато чётко уловивший для себя самое главное. То, что Бехингер-хан упоминается в письме исключительно в «политической» аспекте, а отнюдь не любовном. – А мне-то, Модеска нынче наплёл-то всякого, даже и повторять-то срамно… Видать, ошибся паршивец, ну, ужо я ему и задам…
– Так это Модест Зорпионович тебе насчёт грамотки-то подсказал? – впервые разомкнула уста княгиня Анна, – и ты ему, как завсегда водится, поверил?
– Дык… аки тебе сказать…
– Да… и сие есмь русский князь… потомок соратника Рюрика… – окатив супруга холодным взглядом синих скандинавских глаз, пренебрежительно бросила Анна. – Вот ты, княже, книги чтеть зело не любишь, а напрасно… Чёл бы древних эллинов, и тады ведал бы, что егда к Юлию Цезарю евойный «Модеска» с тем же наветом на цезаринскую жену подкатился, то тот ему вот как ответстовал, мол: «жена Цезаря вне подозрений». А посему и от того злого навета, никакого урону цезарской чести нанесено бысть не можно, а ты… – укорила мужа примером из хрестоматийной античности образованная княгиня Анна.
– Аннушка, прости Христа ради… бес попутал…
– Не бес, князь-воевода, тебя попутал, а Модеска Ришельский даром, что Гнидович… Впрочем, он, ежели разобраться, то тот самый окаянный бесяка и есть… Ну, а ещё что он тебе присоветовал?
– Дык присоветовал, что, дескать, дён через десять к нам должны будут проездом послы от османского султана заехать с энтим… ну, как его… Фомой Ката… Канта… тьфу, язык сломаешь, Кантакузеном.
– Ну и что ж? Ну, заедут и заедут… – недоуменно пожала плечами Анна.
– Дык, егда ж те послы прибудут, то мы ж для них, как оно завсегда водится, пир учиним… – при упоминании о пире лицо воеводы омрачилось. – Правда, я эйто… на епитимье аще буду… Потому мне Модеска Ришелькин и посоветовал тех послов не столом ублажать, поелику всё одно оне басурмане непьющие, а скоморохами и плясками… тем паче, что главный их посол, аки сказывают, есмь до плясового дела бо-о-ольшой охотник…
– Плясками… – задумчиво протянула княгиня, заслуженно прослывшая на весь край великой плясуньей, и потому всегда их любившая. Но сейчас, зная о том, что инициатива танцевальных увеселений исходит от её злейшего врага Ришельского, она справедливо ожидала подвоха. И вот дождалась…
– И чтобы на тех плясках ты б, княгинюшка, непременно отплясала б предо басурманами, всё ж таки оне послы как никак будут и к самому государю нашему направляются. И чтобы сплясала ты в том самом злаченом кокошнике, какой на тебе на пиру с ногайцами был. Ну, тот самый, с яхонтовыми чикиликами… И чтобы на кокошнике чикилики были… обеи…
Ведь чикилики те зело старинныя, ещё цареградской работы. И привезены оне тебе были из Турции, а посол ихний, энтот Канта… кузя… ну, Фома, в общем, бают, что еллинского происхождения и есмь. Причём родом из того самого Царьграда. То-то он зело доволен будет узреть на русской княгине цареградские яхонты… А дюже понравятся те чикилики ему, так мы ему их в дар со всем почтеньем и приподнесём, яко память об христианском ампираторском Царьграде…
А он пущай за энто царю при случае словечко за нас замолвит… чай, сие нам не помешает… а мы тебе, княгинюшка, взамен энтих чикилик другие, аще постариннее справим, вон вскорости персиянский караван через воеводство проследовать должён, так мы с них и истребуем…
Последние слова князя уже плохо доходили до сознания княгини Анны. Собрав всю свою волю лишь для того, чтобы только не показать вида о том, как её взволновало сообщение об яхонтовых чикиликах, она согласно кивнула головой. После чего как ни в чём не бывало, ну разве что только заметно побледнев, княгиня Анна ровным шагом шествующей на эшафот королевы спокойно вышла из княжеской палаты.
По счастью, князь-воевода, продолжавший самозабвенно бубнить что-то про послов, грядущий пир, епитимью, и возможный в связи с этим дипломатический скандал, внезапно наступившей бледности лица своей дражайшей княгини так и не заметил…
Опять "шерше ля…" или Костянка Бонашкина, как первая русская фрейлина
Между тем Ермолайка Дарташов из рода Дартан-Калтыка, сменив вольную жизнь на просторах Тихого Дона и став государевым затинным пищальником, со всей пылкостью и азартом своей казачьей натуры, с головой окунулся в царскую службу…
…Ба-бах… и посланный умелой рукой стрельца, винный кувшин вдребезги разлетелся от удара об стену.
Как раз в том месте, где только что находилась Ермолайкина голова и, не причинив ему особого вреда, осыпал его градом керамических осколков. Уходя от удара кувшином, Дарташов не стал отклонять голову в сторону, а упал спиной на выставленные назад руки, в падении бросив вперёд свое тело с одновременным выбросом правой ноги для удара по ноге противника. Этот удар, называемый «ползунец», был занесён на Дон черкасами, очень любившими его применять во время боя на саблях или спысах.
Правда, ни сабли, ни тем более спыса сейчас в руках Дарташова не было. Да если бы и был, то вряд ли бы сейчас Ермолайка имел возможность его с успехом применить, действуя в условиях тесноватого кабака. В котором, в полном соответствии с установившимся порядком вещей, как-то под вечер между бузотёрами и случайно оказавшимися там ришельцами вспыхнуло очередное межведомственное столкновение.
Ну, а поскольку особых причин для сражения, кроме самого факта случайной встречи в стенах одного и тоже питейного заведения, в общем-то, и не было, то дрались не особенно злобно и безоружно. Только кулачным боем и с частичным использованием оказавшихся поблизости вспомогательных предметов. Причём использовать их предпочитали, в основном, ришельцы…