Мусины бусины
Шрифт:
Мусе очень хотелось быть красавицей. Когда она оставалась одна, то долго разглядывала в зеркало свои зелёные в коричневую крапинку глаза и небольшой нос в россыпи веснушек. Потом разворачивала бережно хранимый портрет знойной красавицы и начинала разрисовывать себя.
Сначала в ход шёл мамин тональный крем, какой-то невероятно дорогой и иностранный, с золотой розой на белом тюбике. Муся выдавливала светло-коричневую гущу на палец и размазывала по лицу. Затем щедро обводила глаза ярко-синим карандашом, после красила тушью короткие ресницы. Выходило ужас как красиво.
Она
Внешность не была главным камнем преткновения в отношениях с соседкой – ещё у той жила черепаха. Черепаха была небольшая, с гладким панцирем, украшенным узорами, с маленькой головой на морщинистой шее и острыми коготками на лапах. Она медленно ползала по траве и жевала одуванчики. Муся знала, что родители никого не разрешат завести в их крохотной комнате, но это не мешало ей каждый раз, гордо задрав голову, заявлять: «Ну и что! А мне мама бебемота купит». Гиппопотама Муся видела в передаче про животных, бегемот лоснился от жары, широко распахивал огромную пасть и плавал под водой.
Такого зверя вредной Анжелке ни за что не купят, он просто не поместится даже в огромной трёхкомнатной квартире. Но сегодня этот номер не прошёл. На заявление Муси про «бебемота» соседка разразилась громким хохотом и прочитала обидную дразнилку:
«Мама купит мне козу,
Я тебе не покажу.
А козу зовут Маруся,
Я сама её боюся!»
Муся кинулась к Анжелке, чтобы вцепиться в волосы, но та, схватив черепашку, убежала домой. Разочарованно вздохнув, Муся постояла ещё немного, поглядела на пустой двор и тоже пошла обратно: делать здесь было совершенно нечего.
Мама собирала вещи. В последнее время она сильно поправилась, поэтому ложилась в больницу, чтобы похудеть. Муся сама слышала, как какая-то тётенька советовала маме есть много творога. Видимо, от творога худеют, рассудила Муся. Хорошо, что самой ей творога есть не надо, она его терпеть не может. И вообще, было бы здорово, если б разрешили совсем не есть. А то вечно сидишь и давишься, вылавливая из супа противную морковку с луком или запихивая в себя макароны, похожие на толстых червяков. Б-р-р-р.
То ли дело застывшая манная каша с киселём, которую дают на полдник в садике. Муся обожала такую. Красота! Можно свою порцию съесть и ещё добавки попросить. Или сметана, густая настолько, что даже ложка стоит. Положишь туда сахарного песка, размешаешь и наслаждаешься. Со сметаной всё что угодно съесть можно: и блины, и картошку, и даже сырники из нелюбимого творога. Муся зажмурилась от удовольствия. Мама подкралась сзади и обняла.
– Ма-ам, – Муся попыталась выскользнуть из её рук, – я уже большая.
– Давай хотя бы немного посидим вместе. Я же завтра в больницу ложусь.
– Только не долго, – Муся неохотно залезла к маме на колени, та погладила дочку по косичкам и нежно поцеловала в щёку.
– Ну всё, – Муся решительно слезла с маминых
На следующее утро Мусю в садик отвели засветло, она ещё с вечера напросилась, чтобы её привели самой первой. В здании, кроме охранника, никого не было. Муся сидела на скамеечке под лестницей и играла с принесённым из дома пупсом. Пупс был совсем маленький, размером с ладошку, мама сшила ему несколько платьев. Муся начала сюсюкать, подражая взрослым, разговаривающим с маленькими детьми:
– Ах какая миленькая девочка! Просто красавица. Куда ты идёшь, девочка?
Пупс завертел головой, присел в книксене и запищал в ответ:
– Я иду к маме в больницу, чтобы навестить её. Моя мамочка очень больна, бедняжка.
– А чем же больна твоя мама, девочка?
– У её болезни очень сложное название, даже не выговоришь. Она даже может умереть, да.
– Ах, бедненькая маленькая девочка! Мне так тебя жаль.
Тут Муся почувствовала, что ей самой становится ужасно жалко маму (а вдруг у неё что-то действительно страшное?) и себя, одинокую крошку. Но тут пришла воспитательница и забрала её в группу.
Днём репетировали танец. Танец был сложный: следовало медленно семенить, выводя спирали по полу, одной рукой придерживать сарафан, а другой держать платок и время от времени красиво им взмахивать. Девочки разобрали сарафаны. Мусе, как самой маленькой по росту и возрасту, достался сарафан аж до пят, ярко-синего цвета, с узором из красных цветов. Подружки обступили её и завидовали, Муся важничала и казалась себе принцессой.
После танцев играли в дочки-матери. Девочки долго спорили, кому Муся достанется в дочки, потом решили, что она будет общей. Игра удалась: понарошечные мамы поили дочку воображаемым чаем из кукольных чашек, заплетали ей косы и много воспитывали, даже хотели поставить в угол. Мусе понравилось быть общей дочерью: так много внимания ей досталось. Папа забрал её из сада самой последней.
Бусина пятая, домашняя
Дома без мамы было скучно. Муся, подперев рукой голову, смотрела в окно. Папа пожарил яичницу и ушёл в гараж, Муся без всякого энтузиазма размазывала желток по тарелке.
– Чего копошишься? Давно бы всю яичницу подмела, – раздался со стороны раковины ворчливый голос.
Муся повернула голову и обомлела: возле раковины, неодобрительно разглядывая стопку немытых тарелок, стоял маленький мужичок. Сам мужичок был лохматый, с короткой бородой, в голубой рубашке с закатанными рукавами и шортах.
– Простите, а вы кто? – вежливо поинтересовалась она.
– Домовой, Димычем меня кличут, – коротко объяснил мужичок.
– А кто такой домовой? – удивилась Муся.
– Ты сказки-то читала? – с укоризной спросил гость.
– Я ещё не умею читать. Но мне мама сказки рассказывала, в них про домового ничего не было.
– Господи, и чему только этих современных детей учат?! – возмутился мужичок. – Домовой – хранитель дома, помощник по хозяйству.
Муся не поверила:
– А почему я вас раньше не видела?