Мускат утешения
Шрифт:
— Из огня, да в полымя, — заметил Эдвардс Стивену, стоя на бухтах троса прямо за Джеком и офицерами, разглядывая необычно крупное боевое проа, прямо с наветренной стороны, и гребущее к ним каноэ.
— Если позволите, сэр, — тихо попросил Рид, — могу я с вами разделить бухту?
— Конечно можете, мистер Рид, — заверил Стивен. — Возьмите мою руку, и ради Бога, не повредите культю об эту деревянную штуку. Зрелище того, как пропадает столь прекрасная работа, разобьет мое сердце.
Вернувшись к секретарю, он продолжил:
— Очень образно, мистер Эдвардс, но, если простите, не совсем точно. Из огня да на угли будет точнее, потому что малайцы своих христианских пленников
— Не испытывал бы такого острого желания стать вероотступником, если бы не забота о договоре, — ответил Эдвардс.
Каноэ подошло к борту. Вождя и двух его лейтенантов встретили около того, что на джонке заменяло входной порт. Ли По и его помощники низко и почтительно кланялись. После первых слов Ли По вождь с изумлением уставился на английских моряков, морских пехотинцев (уже в старых рубахах и штанах), офицеров и, наконец, на Стивена. При этом выражение его лица сменилось на искреннюю радость, и он помчался вперед с протянутой на европейский манер рукой.
8
Жан–Батист Дюальд (1674–1743) — известный французский историк–востоковед, редактор и составитель фундаментального труда «Описание Китайской империи».
— Ван Да, дорогой, как поживаете? — поинтересовался Стивен. — Уверен, вы узнали капитана Обри и его достойных офицеров? И мистера Эдвардса, хранителя драгоценного соглашения?
Разумеется, узнал и будет крайне рад выпить кофе на своем корабле с доктором Мэтьюрином и капитаном, как только его лейтенанты покончат с делами. Они состояли в том, чтобы забрать сто двадцать пять серебряных долларов и три корзины ласточкиных гнезд в качестве дани. Поскольку Ли По с мрачной осторожностью отсчитывал монеты с того самого момента, как заметили хорошо известное проа, отбирая самые легкие и подозрительные из запасов, передача не заняла много времени. Но даже так Стивен услышал достаточно из того, что Ван Да рассказывал о французском фрегате «Корнели» (уже готовом к выходу в море из Пуло Прабанга) и лихорадочных попытках французов приобрести хотя бы минимум припасов, чтобы от лица Джека отказаться от приглашения.
— Слушай, дружище, — объяснил он, отведя Обри в сторону, — нас приглашают на другой корабль. Но это означает лишь то, что тебе придется выслушать огромное количество болтовни, только удлиняемое переводом. Суть я тебе сообщу, когда вернусь.
После этого он отправился один.
— Да, — заметил Ван Да, ведя Стивена к ряду подушек, — фрегат готов к выходу к морю. Он стоит на якоре в судоходном канале, и все самые опытные штурманы дали им совет, учитывая время года, идти проливом Салибабу. Так они и сделают, в чем и клянутся, лишь бы удалось собрать припасы, чтобы туда дойти. Ну и справляются они неплохо. Денег или кредита у них, конечно, нет. Но они продали шесть девятифунтовок с запасами ядер и картечи, 27 ружей, два каната, становой якорь и верп за еду, в основном за саго. Как же им еще задолго до Салибабу это саго надоест!
— Вы правда верите, что вооруженный и отчаянный корабль будет сидеть на саго, Ван Да?
— Нет, если ему удастся повстречать более слабый корабль в дальнем уголке моря. Тигра надо кормить. Но, как я уже сообщил на борту джонки, остается вопрос пороха. Их канонир оказался беспечным. Даже когда они только прибыли, много бочек уже испортилось. А потом последовали дожди тайфуна, вашего тайфуна, мне действительно
— Разумеется, у него монополия?
— О да. Исключение — китайцы с их фейерверками. Сколько от них могут втайне получить французы, не скажу. Но думаю, немного, да и тот очень слабый.
— Какова точка зрения султана?
— Ему все равно. У Хафсы такое брюхо от ребенка, что она ему привезла новую наложницу с Бали — очаровательное длинноногое создание, будто мальчик, и, говорят, исключительно порочная. — Ван Да на несколько мгновений задумался, чему–то про себя улыбаясь, и продолжил. — Он сильно очарован и оставил все дела на визиря.
Стивен хорошо знал Ван Да. Они вместе охотились, и Ван Да выступал посредником, когда Стивен покупал благорасположение совета векселями Шао Яна. Поразмыслив, он достал еще одну такую бумагу с хорошо известной красной печатью китайского банкира:
— Ван Да, прошу, окажите мне великую услугу и проследите, сможет ли это убедить визиря отказать французам в продаже пороха. Обратите его внимание, что они могут использовать порох для бомбардировки Прабанга в отместку за то, что не получили договор. Они могут конфисковать английскую субсидию, очистить сокровищницу султана, надругаться над наложницами. Вы французам ничем не обязаны. Вы их защищали согласно данному слову. Что с ними случится, например, в далеком проливе Салибабу — не ваша забота. В любом случае, как вы отлично знаете, что должно случиться, то уже предрешено. Что начертано — того не миновать.
— Истинная правда, — признал Ван Да. — Что начертано, того не миновать. Глупо это отрицать.
Но он не выглядел как человек, принявший решение, и, повернувшись еще раз за кофейником, сделал это с натянутой, смущенной улыбкой.
— Помните ли вы нарезное ружье мистера Фокса, которое он называл «мантоном»? — спросил Стивен после еще одной чашки и нескольких слов о малайском медведе.
Выражение лица Ван Да поменялось — приятнейшие воспоминания, прошлые радости, признательность:
— То самое, с головой лебедя на замке?
Стивен кивнул:
— Оно теперь мое. Окажите мне честь и примите его как подарок на память. Я передам его команде шлюпки, когда они меня отвезут обратно. Поскольку сейчас, уважаемый Ван Да, я обязан вас покинуть.
— Ваше превосходительство, — доложил секретарь, — пришла одна из местных больших джонок по планшир груженая потерпевшими крушение британскими моряками.
— С корабля Компании?
— Нет, сэр. Они в основном белые, ну или, скорее, белые, насколько можно разглядеть сквозь грязь. Джексон разглядывал их в подзорную трубу. Он думает, что они с заходившего в прошлом месяце маврикийского приватира.
— Ну и к черту их. Сделайте все необходимое, мистер Уорнер. Кавалерийские бараки вполне сгодятся, можете реквизировать их у майора Бентинка.
Губернатор вернулся к орхидее — эпифиту, стоящему на высокой подставке, так что поток полусотни белых цветов, исключительно белоснежных с золотистой центральной частью, свисал на рабочий стол, практически касаясь специальных часов — по ним губернатор отмерял время отдыха. Он слишком сосредотачивался на точной структуре, чтобы работать быстро и зарисовал лишь девятнадцать, прежде чем вернулся секретарь: