Муслим Магомаев. Биография

Мишаненкова Екатерина Александровна

Вскоре открылась еще одна любопытная особенность, которая так и оставалась у Магомаева всю жизнь. Оказалось, что после пяти-шести песен он устает и нуждается в перерыве минут на десять – пятнадцать. Причем потом, после этого перерыва, может легко петь весь оставшийся концерт. Несколько лет спустя, после консерватории и стажировки в Италии, он, конечно, научился и профессионально владеть голосом и правильно выбирать порядок песен, чтобы давать себе и эмоциональную передышку, и отдых связкам. Но в 1963 году Муслим был слишком молод и неопытен, да и сольный концерт ведь у него был первый, но зато сразу такой, который ну никак не должен был стать тем самым «первым блином». Поэтому пришлось выкручиваться – с разрешения музыкального редактора Московской филармонии он пригласил поучаствовать в своем концерте скрипача Александра Штерна, который и «разбавил» его пение, дав возможность отдохнуть те самые необходимые несколько минут.

Были и чисто бытовые сложности, например у Магомаева даже не было теплого пальто, а концерт был назначен на ноябрь. Может показаться смешным – как это не было пальто? Но Баку ведь теплый город, там осенне-зимняя одежда просто не нужна. Впрочем, и с остальной одеждой было не слишком хорошо, жена Евгения Примакова [1] , работавшая на студии «Мелодия», потом вспоминала: «Приехал мальчик из Азербайджана, худющий такой, так скромно одет, пиджачок как с чужого плеча…»

1

Советский и российский политик, в 1998–1999 гг. председатель правительства Российской Федерации.

Костюм на нем был на самом деле все-таки собственный, просто очень поношенный, да и маловат он ему был – в свои двадцать с лишним Муслим умудрялся продолжать расти. А вот пальто он так и одолжил у своего друга Владимира Васильева.

Но все это мелочи, которые, по правде говоря, беспокоили окружающих гораздо больше, чем самого Магомаева. Его интересовал прежде всего сам предстоящий концерт, ведь это было его первое сольное выступление, первый выход один на один с целым залом, явившимся послушать его и только его. И каким залом! А вдруг никто не захочет его слушать? А вдруг и билеты не распродадут? И разве может он сравниться с великими певцами, выступавшими на этой знаменитой сцене?

И вот наступил этот день. 10 ноября 1963 года. Возле здания Московской филармонии толпа. Не просто толпа – поток, стремящийся внутрь этого гигантского серого здания с угловатыми колоннами, так хорошо знакомого его завсегдатаям…

На концерте были дядя Джамал с тетей Мурой. Они обещали меня поддерживать, но я не очень это ощущал: я тогда вообще не ощущал себя во времени и пространстве. В зале что-то шевелилось и гудело. Гулко, отдаленно, нереально отозвался голос ведущей. Странные звуки собственного имени. Все как во сне.

Потом было так, как это бывало с артистами во все времена, как будет во веки веков. Волнение почти до потери сознания, а потом ты с ужасом и неотвратимостью понимаешь, что все уже началось.

Помню только, как закружилась голова от невозможности справиться с напряжением. И вдруг почти все забыл и начал петь, только петь… Позже вскользь успел заметить, что в зале аншлаг и что люди стоят в проходах…

Видимо, я неудачно, не теми словами пытаюсь объяснить свои ощущения, связанные с тем первым столичным сольным концертом. Слова могут быть другими, чувства – именно такие. Поймет меня тот, кому довелось пройти через подобный сладостный ад…

Уже потом Магомаев узнал, что все билеты были распроданы задолго до концерта и желающих попасть на него было столько, что они снесли входную дверь вестибюля. Но в тот день, десятого ноября, он, конечно, не мог такого даже предположить. Он стоял перед публикой и с ужасом понимал, что надо начинать петь, а голос, кажется, вот-вот задрожит…

Но концерт прошел прекрасно, и волнение Магомаеву только помогло – благодаря ему он лучше сумел наладить эмоциональный контакт со слушателями. А еще он был очень благодарен своему концертмейстеру Борису Абрамовичу – талантливому пианисту, человеку с непревзойденным музыкальным чутьем. Они потом работали вместе много лет, Абрамович ставил Магомаеву все концерты и помог ему выработать четкую музыкальную логику, позволяющую идеально выстраивать программу каждого концерта.

Ну а первый их совместный концерт в зале имени Чайковского, как уже говорилось, прошел прекрасно, хоть и не без неожиданностей. Вместо объявленных в программе шестнадцати вещей Муслим спел двадцать три: закончилось второе отделение, часть публики разошлась, но целая толпа поклонников осталась, продолжала хлопать и просила спеть на бис. Ну как мог молодой певец им отказать? Он попросил, чтобы на сцену вернули уже убранный рояль, и начал незапланированное третье отделение своего концерта. И если в первых двух он пел Баха, Генделя, Моцарта, Россини, Шуберта, Чайковского, Рахманинова и Гаджибекова – классический академический репертуар баритонов, то для своих новых поклонников он исполнил «Come prima», «Guarda che Luna», твист Челентано «Двадцать четыре тысячи поцелуев» и еще несколько итальянских и современных эстрадных песен.

Потом его, разумеется, очень за это ругали, как же так, разве можно мешать классику с эстрадой, но это было потом, а в те минуты он был совершенно счастлив! И кстати, много позже, уже будучи опытным певцом, Магомаев именно так и строил свои концерты – сначала классика, потом эстрада, чтобы каждый слушатель мог найти песни на свой вкус и не ушел разочарованным.

Не знаю, покорил ли я Москву первым сольным концертом. Но что я почувствовал тогда наверняка – это то, что какой-то рубеж сомнений преодолен: что бы ни случилось, я уже никогда не отступлю на тот свой берег юношеской робости.

Что еще вспомнить о своем первом сольном концерте? Подробности исчезли, но что было чувство удовлетворения – это я помню отчетливо.

Глава 6

Я не жилец за границей. На Западе совсем другие отношения между людьми. Только, может, Италия близка нам – они и внешне, и по темпераменту похожи на азербайджанцев. А французы, англичане, американцы: у них в жизни только бизнес, бизнес, бизнес – и больше ничего.

Но еще до этого концерта, когда Магомаев с триумфом вернулся в Баку после закрытия Декады культуры и искусства Азербайджана, ему сообщили приятную новость: его кандидатуру предложили для стажировки в самом знаменитом оперном театре мира – миланском «Ла Скала»! Это была такая международная программа – СССР и Италия в рамках международного сотрудничества и укрепления отношений договорились, что пять итальянских балерин будут стажироваться в Большом театре, а пять советских певцов соответственно в «Ла Скала».