Муслим Магомаев. Биография
Шрифт:
Приходилось смиряться и для правительственных концертов выбирать более скучную программу, но на остальных Магомаев был верен своему принципу – сначала серьезные песни, потом эстрада. А когда его и за это ругали, он отговаривался тем, что на ситуацию надо смотреть с другой стороны – так к нему на концерты ходит много любителей легкой музыки, а поскольку он в первом отделении поет серьезные песни, им волей-неволей приходится приобщаться к классике. «Если из них хотя бы человек пятьдесят, пусть даже десять, уйдут заинтересованными классическим репертуаром, – говорил он Фурцевой, которой по долгу службы обычно и приходилось проводить с ним воспитательную беседу, – откроют для себя то, чего они никогда не слышали, я считаю, что это большая победа для меня… Для всех нас». Фурцева с ним соглашалась, и его на время оставляли в покое. До следующего раза.
Глава 9
Все случилось так стихийно, неожиданно. Но во всяком случае, я не упал в обморок от счастья. Все было нормально. Любой артист, который хочет стать суперпопулярным, известным, должен быть к этому готов. Это совершенно естественно. Все артисты всегда имели поклонников, некоторые – и тысячи, и миллионы. Почему это должно раздражать? Раздражает тебя, сиди дома и никуда не выходи. Не скрою, бывало, чтобы избежать особо шумных проводов, я садился после концерта в машину еще в самом Дворце спорта и выезжал сквозь освобожденный коридор. И это тоже естественно.
Летом 1969 года в курортном польском городке Сопот должен был состояться очередной, уже девятый Международный фестиваль эстрадной песни. И поляки попросили Фурцеву, чтобы от Советского Союза приехал именно Магомаев. Разумеется, их просьбу уважили, хотя сам Муслим не очень-то рвался в Сопот.
Я был против своего участия в этом фестивале: зачем мне, уже очень популярному у себя в стране певцу, куда-то ехать и соревноваться? Ни один уважающий себя певец на Западе, добившийся известности, не будет участвовать в конкурсах. Зачем, спрашивал я Екатерину Алексеевну, мне ехать в Сопот? Разве у меня мало популярности? Да и в жюри там сидят не одни поляки, а люди из разных стран. Мне, советскому певцу, они никогда не дадут победить, и я вернусь с позором. Даже если они в утешение и дадут мне какую-нибудь третью премию, то в моем положении это будет почти поражение…
Фурцева выслушала все мои доводы, но продолжала уговаривать, ссылаясь на то, что уже обещала польским устроителям фестиваля, что я приеду. Отказать своей покровительнице я не мог.
На фестивале призы вручали по двум номинациям – лучший певец и лучшая песня. В конкурсе певцов все участники исполняли обязательную польскую песню, которую сами выбирали из предложенного списка. Клавир присылали без всяких авторских пометок и указаний, в каком ритме и стиле надо петь. Делалось это специально, чтобы исполнитель показал не только, как он поет, но и как чувствует музыку, как умеет с ней работать. Магомаев выбрал песню Кшиштофа Садовского «Именно в этот день» и спел ее в своем любимом стиле итальянских песен – красиво и мелодично. Петь, кстати, можно было не обязательно на польском, в частности Магомаеву на эту музыку Александр Дмоховский написал русский текст.
Потом оказалось, что по авторскому замыслу «Именно в этот день» надо было исполнять в ритме свинга, считалось, что это простая танцевальная песенка, не более. Садовский был сам потрясен тем, что сделал из его песни Магомаев, и после конкурса звонил ему и благодарил – говорил, что он даже не представлял, что ее можно так потрясающе исполнить.
Конечно, на конкурсе певцов Магомаеву дали первую премию, но он был не слишком рад этой победе. К тому времени он уже послушал других исполнителей, сравнил и понял, что как бы он ни пел, первая премия все равно была бы его – просто по причине разных «весовых категорий». Остальные конкурсанты были обычными эстрадниками, а он – оперным певцом. Он мог петь в десятую долю своей силы и таланта, и все равно бы превосходил их всех. И ему самому это казалось несправедливым – все же состязаться должны равные с равными, а он там был все равно что лев среди котят. Но тем не менее победа есть победа, она все равно приятна, тем более что он еще и нарушил традицию Сопотского фестиваля, став всего вторым мужчиной, получившим первую премию (обычно она вручалась женщинам).
Вторым конкурсом на фестивале был конкурс песен стран-участниц. Исполнители должны были петь танцевальные песенки, но как обычно вмешались чиновники от музыки и пытались навязать Магомаеву песню Аркадия Островского «Время» или, что еще хуже, его же «Вокализ», в котором и слов-то не было. Особенно настаивал на них заместитель министра культуры Василий Кухарский, заявлявший, что это решение Союза советских композиторов, и они обязаны его выполнять.
Но Магомаев отказывался наотрез и пытался объяснить, что в Сопоте будет конкурс эстрадной песни, а не политической. «Время» – хорошая песня для советских концертов, но за границей ее просто не поймут, а что еще хуже – она может вызвать у многих отторжение. Люди же придут слушать легкие танцевальные песни, а им вместо этого подсунут великодержавное «Время счет ведет вековым пером…». Вместо нее Муслим предлагал песню Арно Бабаджаняна на стихи Александра Дмоховского «Сердце на снегу» – бодрую, энергичную, написанную в современном модном ритме. Такие песни сразу заводят публику, заставляют ее хлопать в такт музыке, их всегда выгодно вывозить на конкурсы и фестивали.
Но все было бесполезно, его и слушать не хотели. Оставался последний вариант – опять обратиться напрямую к Фурцевой и положиться на ее чутье, а она не зря столько лет продержалась на таком сложном посту – ну и на ее личное расположение к нему.
– Я должен ехать в Сопот… – начал я с ходу. – Но еще немного – и я откажусь…
Хоть я и пришел к министру без вызова, Екатерина Алексеевна меня приняла, выслушала, поняла мой гнев.
– Если Союз композиторов решает, что певцу петь, то пусть они решают и кто это будет петь. На конкурс еду я, я и отвечаю за себя. Почему кто-то должен навязывать мне песню?
– Кто это придумал?
– Я только что от Василия Феодосьевича. – Я не стал пересказывать наш «нервный» разговор. – Понятно, это идея не Кухарского, так Союз композиторов постановил…
Фурцева взяла трубку.
– Василий Феодосьевич, зайдите ко мне.
Вошел Кухарский. Увидел меня – изменился в лице.
– Что у вас там с мальчиком? – так Екатерина Алексеевна по-свойски называла меня.
– Да, собственно, ничего особенного… Разногласия некоторые по поводу конкурсных песен. Наши композиторы постановили…
Фурцева перебила:
– Что значит постановили? Правильно Муслим говорит. Пусть ищут другого певца, который и будет петь, что они напишут. Это мы просим его поехать на конкурс, чтобы наконец наш советский певец что-то завоевал. А тут ему навязывают, что и как петь. Ему петь – ему и решать.
Наступила примиряющая пауза. Фурцева сделала жест рукой:
– Поезжайте и пойте, что хотите…
В итоге Магомаев в Сопоте пел «Сердце на снегу». Песня имела большой успех, как он и ожидал, но вот первую премию ей не дали. Оказалось, что по условиям конкурса один исполнитель не может получить сразу две награды. А Магомаев ведь уже получил первую премию за «Именно в этот день» как лучший певец. Ему за это потом еще долго пеняли, говорили, что отправили его прославлять Советский Союз и советские песни, а он прославил только самого себя. Что поделать, он никогда не вписывался в рамки, которые ему пытались навязать, поэтому вечно был у чиновников, да и у многих коллег как бельмо на глазу.