Муслин с веточками
Шрифт:
– Нет у леди Эннердейл! Нет у миссис Натли, и леди Кукхэм! Боже праведный, сэр, это ужасно! Лорд Видмор, глядя на него с одобрением, решил поделиться с ним секретом. В результате он узнал в первый раз о существовании Хильдебранда Росса. До этого никто не говорил ему, что человек, посланный к леди Эннердейл для сопровождения ее сестры в путешествии, не был слугой. Теперь он обнаружил, что Эстер уехала с неизвестным молодым джентльменом, несомненно благородного происхождения, но подозрительного вида, и воскликнул:
– Она сбежала! Но мистер Уайтлиф не думал, что Эстер сбежала. Мистер Росс, хотя и достаточно испорченный, что бы не краснея лгать человеку, облачение которого должно было бы вызывать его уважение, вряд ли был в таком возрасте, чтобы задумать жениться на леди, приближающейся к тридцати годам. Он боялся, что мистер Росс был не более, чем посредником. Леди Видмор, очень вульгарно смеясь, спросила, для кого, черт побери, был мистер Росс посредником, но на нее не обратили внимания. Очень быстро мистер Росс стал дьявольским посланцем, нанятым либо тайным и очевидно нежелательным любовником, либо дерзким похитителем. Леди Видмор, заявив,
– И я, – добавил мистер Уайтлиф, вспомнив, что лорд Видмор очень посредственно правит, – сам буду править! Тем временем, в счастливом неведении о враждебных силах, движущихся в его направлении, сэр Гарет поправлялся, с чем его медик не переставал поздравлять себя. Пройдет еще некоторое время, прежде чем рана перестанет его беспокоить, обстоятельство, вызванное, как без колебания утверждала леди Эстер, потрясающе грубыми и поспешными методами, примененными при извлечении пули, и еще больше, прежде чем он может надеяться восстановить все свои силы; но он делал постепенные успехи и вскоре смог убедить своих нянек позволить ему встать с постели и проверить, как подействует на него благотворное влияние свежего воздуха. За гостиницей был небольшой сад, и поскольку погода стояла знойная, один золотой день следовал за другим, именно здесь проводил он дневные часы в идиллическом существовании, которое не мог испортить даже дурной нрав миссис Чиклейд. Эта строгая моралистка так никогда и не убедилась в респектабельности компании, которую она была вынуждена обслуживать; и когда она увидела стулья из зала, вынесенные в сад вместе со столом, и все подушки, которые могла уделить гостиница, а потом обнаружила, что ее введенный с заблуждение супруг согласился приносить туда еду, она поняла, что ее худшие подозрения почти оправдались. Банда цыган-язычников – вот что такое драгоценные благородные леди и джентльмены Чиклейда, и пусть никто не смеет говорить ей что-либо другое! Но Чиклейд сказал, что узнает знать с первого взгляда и что пока они делили денежки, клиенты могут обедать хоть на крыше, если им так нравится. А что касается морали компании, не ему критиковать выдающегося человека, который бросается наличными так легко, как сэр Гарет. Поэтому миссис Чиклейд, успокоенная мыслью о золоте, которое текло в сундуки ее мужа, продолжала готовить три раза в день хорошую еду для своих сомнительных гостей и поразила соседей, неожиданно появившись в новой, производящей впечатление шляпе и платье глубокого фиолетового цвета. Что касается гостей с сомнительной репутацией, только Аманда не была полностью удовлетворена тем, что оставалась в Малом Стафтоне. У сэра Гарета были свои причины не желать, чтобы его пребывание здесь закончилось; леди Эстер, ухаживая за ним, уютно сидя рядом с ним под усыпанными плодами фруктовыми деревьями, ценимая как никогда прежде, заново расцвела; а Хильдебранд, вдохновленный деревенским уединением, создал многообещающее начало для своей трагической драмы и совершенно не беспокоился о возвращении в более суровый мир. Он к тому же заполучил своего коня, уступив наконец приказу приемного дяди прекратить вести себя простофилей и вернуть благородное животное без дальнейших церемоний. Он все еще спал на походной кровати в комнате сэра Гарета; не потому, что его услуги все еще требовались во время ночных дежурств, а потому, что в гостинице было всего две спальни для гостей. Поэтому сэр Гарет был полностью в курсе развития драмы, результат дневного труда прочитывался ему каждый вечер с просьбой критики и предложений. Никаких угрызений совести Хильдебранд не испытывал: он радостно заверил сэра Гарета, что его родители, веря, будто он пешком путешествует по Уэльсу, не станут ожидать от него писем; а его друзья, к которым он должен был присоединиться, подумают только, что у него изменились планы или он задержался и, безусловно, догонит их.
– Ну разве вам не хотелось бы? – спросил его сэр Гарет. – Знаете, я и правда теперь могу очень хорошо справляться сам и не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным оставаться здесь из-за меня.
– Чиклейд? – с отвращением произнес Хильдебранд. – Как, позволить ему завязывать ваши галстуки этими огромными неуклюжими руками? Ну уж, нет! Да еще как раз, когда вы научили меня завязывать «водопад». Кроме того, мы с тетей Эстер решили, когда вы достаточно поправитесь для путешествия в Лондон, я должен поехать с вами, позаботиться о вас в дороге. Более того, если Аманде придет в голову опять убежать, вы не сможете ее преследовать, дядя Гари. И пока я в настроении, думаю, было бы жаль прерывать нить пьесы. Вы не будете возражать, если я только прочту вам вторую сцену еще раз, теперь, когда я ее переписал? Поэтому Хильдебранду позволили остаться, хотя сэр Гарет не думал, что у Аманды есть какое-либо намерение убегать. В первый раз Аманда оказалась в тупике. Ей никогда не приходило в голову, что дедушка не подчинится ее приказаниям, и как дополнительно воздействовать на него, было проблемой, казалось, неразрешимой. Время текло, и вполне могло быть, что Нейл уже получил приказ присоединиться к своей бригаде. Она еще не совсем достигла стадии капитуляции и все еще неутомимо просматривала «Морнинг Пост», которую мистер Вайнхол любезно присылал в «Быка» каждый день; но сэр Гарет надеялся, что к тому времени, когда он получит приговор о достаточном для путешествия улучшении, нетрудно будет убедить ее поехать с ним в Лондон. Ничто не могло убедить ее раскрыть, кто ее дедушка, но она начала подумывать о плане, при помощи которого можно было бы надавить не на дедушку, а на Нейла. Не думает ли дядя Гари, что если Нейл поверит, будто она погубила свою репутацию, он сразу женится на ней?
– Вряд ли, – ответил он. – Зачем ему это делать? Она сидела на земле, нераспустившийся шарик первоцвета в руках, и выглядела такой немыслимо юной, выдвигая свой возмутительный план, что он с трудом сохранил серьезность.
– Чтобы спасти мое доброе имя, – не задумываясь, ответила она.
– Но он не станет делать ничего подобного, – возразил он. – Он даст вам совсем другое имя.
– Да, но если погубишь свою репутацию, то приходится срочно выходить замуж, – спорила она. – Это я знаю, ведь когда Тереза… когда кое-кто, кого я знаю, потеряла свою, а она это сделала, я не совсем уверена, каким образом, кто-кто еще, кого я знаю, сказал моей тете, что ничего не остается, как немедленно выдать ее замуж, чтобы спасти ее доброе имя. Ну, если остаешься наедине с джентльменом, то губишь свою репутацию сразу, поэтому если я притворюсь, будто тети Эстер и Хильдебранда здесь не было, не почувствует ли Нейл, что его долг – жениться на мне, чтобы дедушка ни говорил?
– Нет, он скорее почувствует, что я должен жениться на вас, а это, знаете ли, вам не понравится.
– Нет, конечно, не понравится, но вы можете отказаться жениться на мне, правда? Тогда Нейл попадает в затруднительное положение!
– Да, действительно! – согласилась Эстер с невозмутимым спокойствием. – Но я думаю, он сочтет своим долгом вызвать дядю Гарета на дуэль, и хотя дяде гораздо лучше, он еще недостаточно окреп, чтобы драться на дуэли. Вы же не захотите, чтобы он перенапряг свои силы?
– Нет, – неохотно сказала Аманда. – Ну, тогда это придется сделать Хильдебранду! Хильдебранд! Хильдебранд, который лежал на животе в некотором удалении от них, беспорядочно терзая кудри, в то время как его раздирали муки творчества, удостоил ее только отсутствующим мычанием.
– Хильдебранд, не будете ли вы так любезны, чтобы притвориться, будто вы скомпрометировали меня, а потом откажетесь жениться на мне? – заискивающе спросила Аманда.
– Нет, разве вы не видите, я занят! Попросите дядю Гарета! – ответил Хильдебранд. Но когда его вынудили понять, о чем идет речь, он не смог дать сколько-нибудь удовлетворяющего Аманду ответа и посоветовал ей не глупить, а также добавил, что она не понимает, о чем говорит.
– Я считаю вас невежливым и нелюбезным, – резко заявила она.
– О нет, я уверена, он не намеренно! – сказала Эстер, оглядываясь в поисках ножниц. – Я полагаю… о, вот они! Как они сюда попали? Я полагаю, он не совсем понял. Правда, Хильдебранд, вам только придется отказаться жениться на Аманде, и право, это не такая уж большая просьба.
– О, против этого я не возражаю, – ухмыляясь, сказал он.
– Вы беспринципная женщина, Эстер, – при первой же возможности сказал ей сэр Гарет.
– Да, пожалуй, – задумчиво ответила она.
– В этом не может быть сомнений. Вы действительно собираетесь позволить Аманде попотчевать своего бригад-майора этой отвратительной историей, ею состряпанной?
– Но я не вижу в этом никакого вреда, Гарет! – сказала она, слега удивленная. – Это вызовет у нее желание поехать в Лондон, кроме того, даст ей возможность что-то планировать, а ей, знаете ли, это необходимо, ведь после того, как теленка с фермы отправили на рынок, ей здесь действительно стало очень скучно. И возможно, бригад-майор не окажется таким глупым, чтобы поверить этой истории. Всякому очевидно: у нее нет ни малейшего понятия, что означает быть скомпрометированной.
– И сказав это, вы все еще полагаете, что ей следует разрешить выйти замуж за этого парня? – спросил он.
– Это зависит от того, каков он, – задумчиво ответила она. – Прежде чем решать, я бы хотела его видеть. На следующий день ее желание было исполнено. Сэр Гарет, сидя в полусне под большой яблоней, с полностью спящим на его коленях Джозефом, почувствовал зловещее присутствие и открыл глаза. Его взгляд упал на рыжеволосого коренастого молодого джентльмена, который стоял в нескольких футах от него, мрачно его рассматривая. Презрение и гнев пылали в его голубых глазах, впитывающих великолепие расшитого халата, который, поскольку сюртуки его слишком хорошо сидели, чтоб можно было натянуть их на толсто забинтованное плечо, он был вынужден носить. Заинтересованный и слегка удивленный, сэр Гарет воспользовался своим моноклем, через который принялся изучать неизвестного посетителя. Капитан Кендал с шумом вдохнул и произнес голосом, полным пугающей и решительной вежливости: