Мутанты
Шрифт:
– Ты сдурел? – оборвал его Гуменник. – Она самому Джону понравилась. Запал американец, как волк голодный на голяшку. В Штаты задумал увезти.
– Шо за несправедливость, – заворчал Лях. – Як добра дивчина, так американцам. Сам же говорил – украинский генофонд…
– Нам Штаты прыручаты треба, щоб за нас стоялы, щоб москали не робылы замах на нашу самостийнисть.
Они остановились возле распахнутых настежь дверей какого-то кабака.
– Ну що, дывысь, Лях! – обрадовался батько. –
Как и положено, первым вошел телохранитель, оценил обстановку – за столиками придремывали редкие посетители, за стойкой скучал бармен.
– Виски! – подсаживая шефа на барный табурет, потребовал Лях. – Тры по сто. И телефон.
Грузный, небритый бармен поднял мутные, полусонные глаза и даже не шевельнулся:
– Что, трубы горят?
– Налывай! Швыдко, швыдко ! Ты що, батько не побачив?
– Мне на твоего батьку… с прибором, – вяло ухмыльнулся тот. – Нету виски. Нема, понял?
– Як же немае? – обескураженно возмутился Лях и указал на барную полку. – А це що? Моча, чи що?
– Ну вы достали, хохлы. – Бармен сгрузился со стула и стал пересматривать на свет остатки в бутылках.
Столь дерзкого неуважения Гуменник уже вытерпеть не смог. Он молча выслушал перепалку и внезапно ожег стеком стойку – висящие над головой бокалы брызнули на пол.
– Хозяина до мене!
Дремлющие контрабандисты враз проснулись, зашевелились, бармен меланхолично достал из-под стойки бейсбольную биту, а возле Ляха возник губастый и стриженный наголо охранник.
– Це ж провокация, – догадался наконец телохранитель и, прикрывая собою шефа, крикнул: – Стоять! Перед вамы повноважный представнык презыдента Украини Гуменник! Геть, кажу!
– Тю! Та це ж Гуменник, хлопцы! – послышался радостный, но похмельный голос из зала. – Сам батько! А с ним Геббельс!
И сразу же словно ветер зашелестел листвой:
– Ну? Тот самый Гуменник? Бандера недобитая?
– Да точно он! Петух хохлатый! Живой, как в телевизоре!
– Братва, он тут права качает!
– Уходим, – шепнул Лях. – Твои конкуренты… Це ж Восточная Украина, предатели…
Лях защищал доверенное ему тело профессионально: тычком опрокинул охранника и, пока контрабандисты чухались, метнул в них стул и стал отступать к выходу, прикрывая шефа. Тот был настолько обескуражен, что и про стек забыл, пятился за спиной телохранителя и опомнился, когда оказались на улице.
– Драться хочу! – крикнул он, вырываясь из рук Ляха. – За мной!
– С кем драться? – Мудрый Геббельс тянул его вдоль улицы. – Москальские гузнолизы! Пошли, батько! Сам подумай: кто они, а кто ты? Ты Гуменник!
Несколько разъяренных контрабандистов выскочили на крыльцо, однако Лях успел втащить батьку в переулок, где они пошли шагом, дабы не оскорблять достоинства важного государственного лица.
– Прикажу закрыть кабак! – все еще духарился батько. – Где голова?
– Кто ж его знает? Мабуть, еще мутанта ловит.
– Нет, Лях, шо происходит? Мене ж у Братково хлибом-силью зустричалы!
– Як же ж, помню.
– Здесь шо, власти нема?
– Партызаны, батько! Беззаконни люды.
– Вези меня в резиденцию, – велел Гуменник. – Я знаю, кто за происки и провокации ответит!
– На чем же я повезу? Транспорта нет, все еще спят. Тем часом в дальнем конце переулка целая толпа народу показалась, вроде даже с плакатами.
– Це що там? – обрадовался батько. – Демонстрация? Так выступыты ж треба!
Но Лях схватил его за рукав и поволок в обратную сторону:
– Батько, це не демонстрация! Це ж мужики с дрючками… И в самом деле вдруг оттуда рев послышался:
– Хлопцы! Вон они! Бей хохлатых!
Разъяренная толпа с дрючками в руках неслась за ними, пожалуй, версты две и несколько раз настигала, даже дрючить пыталась и за одежду хватала, но Лях прикрывал батькину спину, на ходу отбивался биноклем и таким образом спасал государственное тело. Оторвались они от погони лишь потому, что перескочили какой-то забор и случайно оказались на страусиной ферме. Покуда страусы чухались и вертели длинными шеями, успели проскочить через широкий двор. Мужики же, когда вслед за ними полезли, попали под клювы этих могучих птиц и отступили, поклеванные.
А Гуменник с Геббельсом бежали какими-то пустырями и левадами еще с полверсты, после чего остановились неподалеку от лесопилки и пали в лопухи, чтоб отдышаться. Всякий, кто хоть раз бывал на охоте, знает, что такое бегать с похмелья, да еще если тебя гонят вместо зверя.
– Доберемся до резиденции – весь этот партизанский край накажу, – переведя дух, пригрозил батько. – Братково – на черезвычайное положение. Установить комендантский час, закрыть все развлекательные заведения. Лишить инвестиций и дотаций. Они у меня взвоют…
Геббельсу несколько раз досталось дрючком по спине, поэтому он лежал на животе и вытирал пот лопухом.
– Тут твоя вина, батько, – глубокомысленно сказал он. – Сам же выступал за свободу и демократию. Вот народ и возомнил, что он в этом процессе главный. А я тебя предупреждал: свобода – это дрючок о двух концах.
– Ты бы, умник, сходил на лесопилку и достал горилки, – проворчал Гуменник. – И телефон. Обеспечь мне связь с Сильвой! У меня больше сил нет бегать! Я Гуменник, понимаешь? Я лидер партии и личный представитель президента!