Мутные воды Меконга

Мюллер Карин

Казалось, нет ничего проще, чем встать и забросить почтовые мешки обратно в кучу, подпереть сумками и удобно устроиться на освободившемся пространстве. Я не понимала, почему никто до сих пор не сделал этого. Видимое безразличие пассажиров злило меня все больше и больше, пока я не поняла, что, кроме меня, теснота вообще никого не волнует. Остальным пассажирам наверняка никогда не приходилось ездить каким-либо другим видом транспорта, и они были рады, что двигаются быстрее, чем пешком. Возможно, они долго экономили крохи ради этого путешествия, чтобы навестить близких или впервые увидеть город. Они были довольны.

Я выглянула в окно и представила, как бреду по крутым горным перевалам с рюкзаком за спиной или долгими часами стою на пустых перекрестках в ожидании, что кто-нибудь меня подбросит, — и уже через пять минут забылась блаженным сном.

Меня разбудил резкий запах, от которого защипало в носу; я узнала его, и внутри все сжалось от страха. Тормоза. Мы пересекли

перевал и теперь ехали вниз, на бешеной скорости преодолевая крутые повороты рядом с отвесной бездной. В нос опять ударил запах химикатов, с каждой минутой становившийся все сильнее. Внезапно водитель закричал. Кондуктор вылез из своего закутка и заковылял к двери, отпихивая с дороги сумки и ноги. Он искал треугольный деревянный кирпич, заваленный багажом. Высвободив его, он облокотился о дверь и бросил кирпич перед задним колесом. Колесо перекатилось через преграду, с грохотом ударилось о землю, и автобус поехал дальше. Подгоняемый непрекращающимся потоком громких указаний со стороны водителя, кондуктор выпрыгнул, подбежал к тому месту, где лежал кирпич, нагнал нас и снова подсунул его под колесо. Мы с грохотом перекатились через него. Кондуктор как ни в чем не бывало снова поднял подпорку. Я смотрела, как он носится туда-сюда, все больше отставая по мере того, как автобус набирал ход, и думала, каким запасным выходом воспользоваться, когда мы наконец разобьемся. Окна выходили на зияющую пропасть — головокружительная отвесная скала с полоской мягкой вспаханной земли вдоль обочины. Узкая дверь упиралась в скалу, но наверняка к ней побегут все пассажиры, к тому же она превратится в смертельную ловушку, если водитель решит остановить автобус, протащив его вдоль каменной стенки. Раздался последний удар, и кондуктор остался далеко позади, а мы завернули за угол. Военный грузовик, тяжело нагруженный поклажей, колесил вверх по холму в облаке черных выхлопных газов. Обычно двум таким монстрам приходилось маневрировать, отступая дюйм за дюймом, чтобы разъехаться на узкой дороге. Водитель автобуса приготовился совершить объезд, грузовик же не сдвинулся с места, и обе громадины сцепились с жутким скрежетом металла о металл. Автобус остановился, двое водителей принялись орать, а пассажиры как ни в чем не бывало вышли и присели в теньке в ожидании дальнейшего развития событий.

Когда водителям надоело ссориться, кондуктор полил горящие тормоза родниковой водой, подняв клубы обжигающего пара, и они снова заработали. Все забрались на борт, и мы снова отправились в путь.

Сонла был милым тихим городком, каким-то образом заполучившим статус провинциальной столицы. Вьетнамцы называли его городом цветов, однако из цветов мне довелось увидеть лишь пыльные пластиковые бутоны, прикрепленные к рулю велосипедов местных школьниц. Город был такой маленький, что здесь не было даже карты. На главной улице Сонла красовались три гигантских отеля, спонсируемых правительством; там можно было сидеть на закате и любоваться водяными буйволами, бредущими домой без сопровождения, внося суматоху в уличное движение. На одном участке дороги велись ремонтные дороги при помощи лейки с дегтем и горстки тружениц в конических шляпах, гребущих гравий лопатами. Яркие пятна цвета на поверку оказывались женщинами из горных племен в великолепных нарядах; их длинные черные волосы были крепко завязаны вокруг сверкающих серебром головных уборов.

В Сонла не нашлось сыра, ананасов и даже индонезийского шоколада. Зато здесь был провинциальный визовый отдел. Моя виза вот-вот должна была кончиться — пора было нанести визит.

Мистер Фыонг был одет в жаркий шерстяной костюм и галстук и выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Он только что вернулся со свадьбы, где его попросили произнести речь, и то и дело теребил узел своего галстука, видимо жалея, что не снял его до моего прихода. Он посоветовал мне искупаться в местных горячих источниках, решив, что я заехала в Сонла по пути в прославленный Дьенбьенфу [10] , и в конце концов признался, что ему так редко приходится продлевать визы иностранцам, что он толком не знает, сколько с меня взять. Мы сговорились на том, что я дам ему два доллара и урок английского по возвращении. Я оставила ему паспорт, чтобы он спокойно мог заполнить все бумаги.

10

Город и уезд на северо-западе Вьетнама, где в 1954 г. произошло решающее сражение, закончившееся победой Вьетнамской народной армии над французскими войсками.

Гостиница была ветхой и абсолютно пустой. Полный юноша оторвался от созерцания сорняков в саду и представился мистером Фаном. Он быстро присвоил мой рюкзак и все его содержимое, запер его в своем кабинете и лично провел меня по гостинице, описывая имеющиеся услуги. В наличии было два вида номеров: крошечная коробочка с комковатыми, заляпанными жиром матрасами и термосом с горячей водой и номер люкс — абсолютно такой же, за исключением унитаза,

приютившегося в углу, и торчащей из стенки раковины с ржавыми кранами. Поскольку общая уборная находились в нескольких сотнях футов и, судя по всему, была затоплена, я взяла номер с туалетом. Решив окончательно предаться сибаритству, я наняла мистера Фана гидом на завтра с семи утра для поездки на горячие источники и к местным племенам. Когда я отказалась платить космическую цену за ужин в несуществующем отельном ресторане, он обиженно ушел.

Я плюхнулась на один из твердокаменных матрасов и, ничуть не смущаясь пятен, оставленных тысячами прошлых постояльцев, забылась измученным сном.

В семь утра мистер Фан так и не появился. В девять я взяла велосипед напрокат у молодого юриста, который работал в конфетной лавке на углу. Вооружившись гостиничной брошюрой, где красовался снимок легендарных горячих источников, которые можно было едва разглядеть за телами двумя возлежащих моделей в бикини, я поехала искать их сама.

Фактически, кроме трех отелей на главной улице, в Сонла ничего и не было; в нескольких ярдах от дороги город заканчивался, и начинались деревни племен, формировавшие нечто вроде пригорода. На ветру неподвижно висели шкуры виверр и пантер, среди клочковатой шерсти все еще виднелись ошметки сухого мяса. Мимо меня легким шагом семенили элегантно одетые тайки в узких юбках, изящной походкой, словно и не было у них за плечами мотыг и лопат. Когда я наконец отыскала горячие источники, они показались еще уродливее по сравнению с той красотой, что только что прошла мимо, — две цементные кабинки, вода в которые поступала из большого бассейна с хлопьями зеленой слизи. Я поехала дальше.

Впереди показался висячий мост; он возник внезапно, заставив меня замереть. Узкая планка держалась лишь на изогнутых арках из проволоки. В реке под мостом лениво нежились водяные буйволы; мальчик лет двенадцати удил шуструю мелкую рыбешку.

Я остановила велосипед и села на край мостика, свесив ноги и любуясь идиллической картиной; это было так идеально, что я подумала — есть ли в мире что-то приятнее, чем сонно нежиться на солнышке?

Они появились ниоткуда — целая орава, приливная волна, огласившая мостик топотом маленьких ножек на пути из школы домой. Заметив меня, дети замерли как вкопанные и ойкнули от изумления. Затем встали в кружок чуть поодаль и принялись серьезно обсуждать меня в полную глотку, толкаясь и пихая друг друга, чтобы их лучше слышали. Одна девочка старше остальных ускользнула и скрылась за углом. Я готова была поспорить, что она приведет полицию или хотя бы парочку взрослых с кислыми лицами. Но она появилась, еле удерживая в руках груду крапчатых красных фруктов размером с крупные виноградины, и, не глядя в сторону друзей, подошла и предложила их мне. Она остановилась чуть поодаль и с опаской наклонилась вперед, как будто кормила дикое животное, которое могло и не понять ее дружелюбных намерений.

Я улыбнулась и похлопала по земле рядом с собой. Тут за спиной девочки словно прорвалась дамба, и ревущая толпа чуть не опрокинула ее, торопясь принять мое приглашение. Они крутились вокруг меня, выхватывали фрукты, трогали мои волосы и одежду, прыская от смеха, показывали, как мягкие ягоды нужно сперва размять и пустить сок, чтобы избавиться от горького привкуса. Мне хотелось подольше задержаться на качающемся мостике, но для них в мирной картине под мостом не было ничего необычного, и вскоре они утащили меня, и мы принялись сбивать ягоды с деревьев палками и собирать сочные побеги клевера, растущие на илистых кромках рисовых полей.

У них была потрясающая память: как попугайчики, они повторяли куплеты песен на разных языках, пока мы поднимались по холму с самодельными тележками, чтобы потом со смелостью камикадзе скатиться вниз на трехдюймовых деревянных колесах. Мы играли в футбол гнилым куском дерева, который потом совсем развалился под натиском трех дюжин проворных босых ног и пары моих, неуклюжих, в кроссовках. Мы прошли вдоль берега реки и наткнулись на старое дырявое колесо водяной мельницы. Мальчишки карабкались по нему, как обезьянки, а потом один поскользнулся и застрял, а ведра воды одно за другим опрокидывались ему на голову, сопровождаемые радостными визгами друзей, которые и не думали ему помочь.

С наступлением сумерек я неохотно распрощалась с ними. Играть с этими детьми, добродушными и невинными, было счастьем.

Увидев, как я сажусь на велосипед, одна из девочек указала на большой дом на сваях, стоявший на склоне холма, и спросила, не захочу ли я вернуться и зайти в гости к ее семье. Я согласилась, но настояла, что сперва нужно познакомиться с родителями — вдруг те не разделяют искреннего гостеприимства дочери?

Ее мать оказалась одной из самых красивых женщин, которых я видела в жизни: волны угольно-черных волос, заколотых на голове толстыми пучками, высокие скулы и чудесная кожа с естественными морщинками вокруг глаз — она много улыбалась. Когда ее дочь выпалила свою просьбу, мать тут же кивнула, показала на свою кровать и пообещала приготовить сытный ужин, если я окажу им честь погостить у них. Я согласилась вернуться завтра, села на велосипед и поехала в гостиницу.