Муза художника
Шрифт:
Моргая и заправляя обеими руками волосы за уши, Фрейя встала и огляделась. В эти дни кабинет представлял собой самую обычную комнату: голые стены, большой пустой стол в центре. Даже плотные шторы были раздвинуты, впуская внутрь летнее солнце, в свете которого персидский ковер выглядел уже не таким ярким, как при искусственном освещении. С уходом Питера на рабочем столе у окна стало меньше вещей. Отделенный от других материалов и неосвещенный прямыми солнечными лучами, томик дневника выглядел каким-то неприметным и потрепанным.
Что касается Софии и Питера, в их жизнь книжица уже внесла свой вклад. Подлинность картин установлена; подготовка к выставке и продаже в разгаре. Все решено и улажено. Но оставалась еще Фрейя,
Ее последние записи — из сегодняшнего разговора со специалистом по орхидеям — касались датского естествоиспытателя и исследователя по имени Андерс Сандо Эрстед. [46] Этот человек, профессор ботаники в Копенгагенском университете с тысяча восемьсот пятьдесят первого по тысяча восемьсот шестьдесят второй год, подарил свое имя новому виду орхидеи, открытому в туманных лесах Коста-Рики. Согласно заметкам Фрейи, это растение, Epidendrum oerstedii, характеризуется длинными, толстыми блестящими листьями, стеблями, переходящими в псевдобульбы (кто знает, что еще за «псевдобульбы» такие, но для ботаников это, похоже, важно), коротким соцветием и одновременным распусканием нескольких белых цветков диаметром около восьми сантиметров каждый, с почковидными боковыми лепестками и нитевидной или копьевидной губой. Судя по тому, в какие годы Эрстед занимал должность профессора в Копенгагенском университете, он вполне мог быть преподавателем ботаники у дяди Мелькиора. К тому же, как указано в дневнике, это была орхидея того самого вида, что и ботанический образец, который дядя Мелькиор велел Северине и ее брату нарисовать, устраивая между ними соревнование. Но важнее всего то — собственно, ради прояснения этого факта Фрейя и отправилась в библиотеку, — что Epidendrum oerstedii, судя по всему, был тем самым видом орхидеи, который стал появляться на поздних картинах Виктора Рииса, после того как Северина прекратила позировать для него.
46
Эрстед Андерс Сандо (1816–1872) — датский ботаник, миколог и зоолог.
— Уже вернулась из садов? Правда, там восхитительно в это время года?
Испуганная голосом Софии, Фрейя еле сдержалась, чтобы не броситься воровато собирать свои бумаги, совсем как Питер в начале лета. Хозяйка дома оставалась в коридоре. Казалось, ей не хочется заходить в кабинет, лишившийся своих картин. Ее голос звучал громче обычного и выдавал намерение что-то поведать.
— Пойдем поговорим. Твоя мать звонила, когда тебя не было.
Когда они поднимались по лестнице, София начала рассказывать Фрейе о том, что ей стало известно из телефонного разговора. По воспоминаниям Маргарет, дневник пришел в Бухарест где-то в конце весны тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.
— Той осенью ты должна была пойти в школу, — объясняла София, пока они усаживались в гостиной. — Для твоей матери, по ее словам, получение дневника оказалось как нельзя более кстати, поскольку в течение нескольких недель мое внимание было отвлечено на чтение и разгадывание того, что может означать эта прибывшая по почте без каких-либо объяснений посылка. Это дало Маргарет дополнительное время свыкнуться с новой для нее идеей отдать тебя в школу. Ты была маменькиной дочкой, и твоя мать очень сомневалась в том, что ее малышка готова идти учиться.
София протянула руку, чтобы погладить Фрейю по колену, и заключила:
— Надеюсь, эта информация что-то тебе дает.
— Да, это вписывается в общую картину.
Сама же Фрейя надеялась на то, что для Софии такого ответа окажется достаточно. Больше о времени появления дневника в Румынии сказать ей
— О, и твоя мама так обрадовалась, узнав о твоей поездке в Копенгаген, — сообщила она. — В процессе разговора мы поняли, что ты не только сможешь увидеть все эти чудесные музеи, но еще и будешь там в праздник летнего солнцестояния, канун Дня святого Ханса. Маргарет сама мечтает когда-нибудь вернуться в Данию (да, она никогда там не была, но ты ведь знаешь, это родина ее предков) и поехать на праздник солнцестояния. Костер на берегу, песни… И она часто слышала от бабушки с дедушкой о том, что целебные свойства трав достигают пика своей силы именно в этот день, двадцать третьего июня. На закате люди их собирают и затем используют весь год.
— О солнцестоянии я ничего такого не слышала. Но помнится, мама всегда называла Рождество святками. Она до сих пор печет все эти сезонные угощения. И помню еще елку с настоящими свечами. Это в Бухаресте было?
— Ах да. Всякий раз, думая об этом, я вспоминаю, что именно тогда твоя мать смилостивилась и разрешила мне видеться с тобой снова.
— Она не разрешала нам видеться? Этого я не помню!
— Причина была не из тех, о которых можно рассказать ребенку. Но теперь, полагаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы узнать обо всем.
София вновь заговорила доверительно, размеренным голосом, каким раньше рассказывала о дневнике.
— У нас с Маргарет был секрет. Нечто такое, о чем, я думаю, твой отец не знал, как, впрочем, и мой муж. В некотором смысле она спасла мне жизнь.
Фрейя обратилась в слух.
— Это простая история. В Бухаресте я переживала тяжелые и страшные времена. Это был худший год в моей жизни. Врач прописал мне снотворное, и я его берегла, планируя покончить с жизнью. Маргарет застала меня с моим запасом таблеток и забрала их. Она на некоторое время запретила мне видеться с тобой, чтобы я поправилась, поскольку иначе ты не будешь со мной в безопасности. Я очень злилась на нее за то, что она не разрешает нам встречаться, ведь проводить время с тобой было единственной радостью, которая у меня осталась, но я поняла, что должна восстановить здоровье и равновесие рассудка. Ко времени того Рождества я уже обратилась к врачам и получила помощь, в которой нуждалась. Мы с Маргарет помирились и вместе устроили для тебя рождественский праздник.
Фрейя вспомнила дверь, открывающуюся в темную комнату, и покрытую золотом и светом елку. Она почувствовала, как какая-то часть ее памяти проясняется, словно поверхность картины, с которой реставратор удаляет пятно.
Оставив самую болезненную часть истории позади, София вернулась к своему обычному бодрому тону и продолжила:
— Но позволь мне рассказать о твоей матери кое-что еще. Она просила всех жен дипломатов приносить ей вещи для нуждающихся румын, и мы делали это, даже не сообщая мужьям. Ты должна об этом знать. Маргарет кажется некоторым людям поверхностной и слабой лишь по одной причине. Она испытывает большое отвращение к… ссорам. Думаю, у нее был волевой отец, и, конечно, твой отец такой же. Маргарет никогда не могла высказать свою потребность или недовольство, если это вступало хоть в какое-то противоречие с желаниями ее мужчины.
— Сейчас она способна постоять за себя намного лучше, — сказала Фрейя.
Как раз пройдя через все те ссоры с Логаном, которые привели к разводу, Маргарет и изменилась. Но Фрейя не думала, что Софии будет интересно слушать об этом. Или о том, как сама она постоянно работала над собой, стремясь впечатлить Логана острым умом и памятью, чтобы ни в коем случае не стать объектом его уничижительных высказываний. Фрейя рано приняла решение, что, в отличие от Маргарет, никогда не будет выглядеть в глазах отца глупой или недостойной.