Музей моих тайн
Шрифт:
Видите? Я обязана «чем-нибудь заниматься» в канун Рождества, а «наша Джиллиан» — нет. Кажется, меня отпустили, так что я иду наверх, в гостиную, и включаю телевизор. Там как раз начинается «Удивительный конь Чемпион», и хотя у меня автоматически учащается пульс под зажигательную тему заставки, я, признаться, слегка разочарована, что не нашлось ничего более подходящего по сезону. Неужто люди в телевизоре тоже не знают, что сегодня канун Рождества? И все же елка прекрасна: огоньки мерцают, и украшения новые — большие серебряные шары с серебряными снежинками из блесток, подарок фирме от коммивояжера, продающего еду для животных. Кроме того, в камине только что развели
В комнату врывается Джиллиан, швыряет папку с нотами и разваливается в кресле, открывая взорам темно-синие панталончики. Мрачно вздыхает, меняет позу, закидывает ногу на ногу и устремляет взгляд в точку, расположенную на два дюйма выше моей головы.
— Девочкам нельзя сидеть нога на ногу, — заботливо подсказываю я.
Джиллиан, не говоря ни слова, медленно выпрямляет ноги и тут же опять кладет одну на другую. Интересно, если бы я сказала ей: «Слушай, Джиллиан, сегодня ты уйдешь навсегда, порадуйся жизни хоть напоследок», она прислушалась бы? Наверно, нет.
В дверь просовывается Джордж, объявляет «ужин готов!» и вперяет взор в средний план коня Чемпиона — круп и стремена. Одним плавным движением Джиллиан показывает мне язык, выпрямляет ноги, поворачивается и дарит Джорджа широкой зубастой улыбкой.
— Здравствуй, папочка! — сияет она.
Вот если б она меня научила, как это делать, до своего ухода!
Столовая. Это очень маленькая комната, смежная с кухней. В ней едва хватает места для стола, стульев и людей: мы с Джорджем, Джиллиан и Нелл сидим за столом, а Банти изо всех сил грохочет в кухне, чтобы мы о ней вдруг случайно не забыли. О ней забудешь, пожалуй. В комнату, как во сне, входит Патриция и долго разглядывает свой стул, прежде чем сесть. То, что в последнее время происходит у нее в голове, меня завораживает. Патриция, впрочем, не дает мне даже материала для догадок. Наконец она садится. Джордж кратко взглядывает на нее и произносит:
— Ну ты не торопилась.
Патриция собирает лицо в складки, склоняет голову набок (ужасно похоже на Попугая), явно изо всех сил обдумывает отцовские слова и мило соглашается:
— Да-да, я совсем не торопилась, это правда!
Какому бы разрушительному действию подросткового возраста я ни подверглась в ближайшие годы, я точно знаю — такой отчаянной, как Патриция, мне ни за что не стать. Джорджу явно очень хочется ее ударить. Но нельзя — не только потому, что сегодня канун Рождества, но еще и потому, что Патриция однажды случайно видела Блудницу и теперь может поведать об этой встрече Снежной Королеве, царящей в кухне. Поэтому Джордж обращается со старшей дочерью, как с тикающей часовой бомбой, готовой взорваться в любой момент. Патриция наслаждается своим новообретенным могуществом.
Нелл прямо на скатерти режет невидимую еду. Банти гремит на кухне кастрюлями и с грохотом захлопывает шкафчики, словно одержимая. Я знаю — это она что-то пытается сказать Джорджу. Ну так взяла бы и сказала словами!
Но у нашей Повелительницы Кухонного Царства ничто никогда не бывает просто. Она притворяется, что раскладывает по тарелкам свиные отбивные, картофельное пюре и морковь, но на самом деле стреляет из кончиков пальцев дротиками, к которым прикреплены стальные струны. Они еле слышно звенят, вонзаясь в стены спален и
Она входит в столовую, фальшиво напевая высоким голосом совершенно неподходящую к празднику песню Дорис Дей («Черные холмы Дакоты»). Так она притворяется, что игнорирует происходящее между ней и Джорджем. В конце концов, сегодня особый день — пантомима, Рождество, не говоря уже о смерти Джиллиан. Банти обходит обеденный стол, высоко неся тарелки, как официантка в американском фильме. Выглядит это чрезвычайно нелепо.
— Свинина жестковата, — говорит Джордж.
Ну почему нельзя молча жевать и глотать, как все остальные? Я ненавижу эту манеру. Ненавижу этих людей, собравшихся вокруг стола. Видно, что Джиллиан делает то же, что и я, — мысленно репетирует восклицания согласия и сожаления по поводу испорченной еды, чтобы умаслить Джорджа, если он не перестанет ворчать. Банти, однако, не расположена кого-либо умасливать.
— В самом деле? — спрашивает она, рассекая языком айсберги. — В самом деле?
Она подначивает его продолжать. Брови у нее взлетели так высоко, словно уже парят надо лбом.
— В самом деле?
Джордж молчит, сгибаясь под прессом Рождества.
— Какой сегодня дождливый вечер! Нам не повезло с погодой! — вдруг говорит Банти другим голосом, который обычно приберегает для гостей.
Так она дает понять, что она — чрезвычайно воспитанная особа, с хорошими манерами, в отличие от невоспитанного хама, который сидит напротив нее за столом и, к несчастью, приходится ей мужем.
Никто не отвечает. Все жуют. Джордж прав, мясо жесткое. Маленькие отбивные обуглены гневом Банти. Как жалко Джиллиан — на тайную, последнюю вечерю ей преподнесли всесожжение. Знай мы заранее, устроили бы рождественский обед на день раньше, специально для нее.
У Нелл соскальзывает с тарелки нож и падает на пол. Джордж и Банти переглядываются у нее над головой, пока она тщетно пытается нагнуться и подобрать нож. Наконец Джордж вздыхает, подбирает нож за нее и грохает его на скатерть.
— Папочка, можно, я в театре сяду рядом с тобой? — Джиллиан врубает прожектор своей улыбки на полную мощь и направляет его на Джорджа.
— Конечно, миленькая, — улыбается он. Тошнотворная сцена, но главное, что Джордж успокоился, — надо (неохотно) отдать должное Джиллиан.
Я сижу рядом с Нелл, старательно жую и молчу, но это не значит, что я в безопасности. Банти, как обозленная кобра, вдруг делает выпад в мою сторону:
— Руби, ну-ка ешь быстрей, иначе просидишь тут до тех пор, когда мы все уже будем в театре.
Она, кажется, ужасно довольна собственным остроумием. Неужели это моя настоящая мать? Зачем она так? Что за удовольствие она получает от подобных выпадов? Во-первых, у нас вполне достаточно времени. А во-вторых, моим родителям не придет в голову взаправду оставить меня дома и пойти без меня на пантомиму. Верно ведь?
— Да, — вдруг произносит Джордж. — Руби, хватит копаться, нельзя всю жизнь всюду опаздывать.
Он принимает сторону Банти — трудно сказать, то ли для того, чтобы ее умаслить, то ли наоборот, чтобы раздразнить. Я начинаю есть со всей возможной скоростью, но останавливаюсь, разинув рот, когда Нелл (она то впадает в туманное состояние, то снова выскальзывает в явь) вдруг поворачивается ко мне и произносит (на каком-то иностранном языке): «Окстись, девка!» Долю секунды вся семья смотрит на меня, как воробьи на бедного невинного подкидыша-кукушонка.