Музей невинности
Шрифт:
— Откуда ты знаешь?
— Невероятно красивая девушка, — сказал Заим. — Я всегда смотрю на неё, когда прохожу мимо того бутика в Нишанташи, где она работает. Там все специально медленно идут, чтобы заглянуть в окно. Она ослепительно хороша...
Боясь, что Заим сболтнет лишнее, я выпалил:
— Она моя любовница. — На лице друга промелькнула легкая зависть. — Мне больно даже от того, что она сейчас танцует с другим. Я, наверное, сильно влюблен в неё. Надеюсь, выберусь из этого ужасного положения, не хочу, чтобы это продолжалось слишком долго.
— Да, девушка чудесная, а вот положение действительно ужасное, — согласился Заим. — Вообще-то подобное не длится бесконечно.
Почему это, хотел было спросить я. Не знаю, появилась ли на лице Заима тень презрения, но я понял, что не смогу сразу
— Ясно.
Меня успокоило то, как по-мужски он проявил понимание, не упрекая меня в эгоизме и не осудив моего счастья.
— Меня расстраивает, что она танцует сейчас с Кенаном, молодым специалистом из нашей фирмы. Она заигрывает с ним, чтобы я ревновал... Конечно, я боюсь, что тот примет все всерьез. Потому что Кенан идеально подходит Фюсун в мужья.
— Понимаю, — сказал Заим.
— Скоро я позову Кенана за стол родителей. А тебя прошу сразу подойти к Фюсун и не отходить от неё весь вечер ни на шаг, чтобы я сегодня не умер от ревности, эта веселая помолвка завершилась бы благополучно и Кенан не вылетел бы с работы. Фюсун с родителями скоро уйдет, потому что у неё завтра экзамен. Конечно, эта невозможная любовь скоро пройдет, так ведь?
— Не знаю, понравлюсь ли я твоей девушке, — замялся Заим. — Есть еще одна сложность.
— Какая?
— Я вижу, что Сибель хочет, чтобы Нурджихан держалась от меня подальше, — в проницательности Заиму не откажешь. — Она бережет её для Мехмеда. Но Нурджихан, кажется, нравлюсь я. Мне она тоже очень нравится. Прошу тебя помочь мне. Мехмед — наш друг, пусть соперничество будет равным.
— Что же я могу сделать?
— Сегодня, при Сибель и Мехмеде, у меня и так толком ничего бы не вышло, но из-за твоей девушки мне придется совсем оставить Нурджихан. Ты мне это возместишь. Пообещай, что в воскресенье ко мне на фабрику и на пикник вы привезете с собой Нурджихан.
— Обещаю. Спасибо за помощь. Смотри, не увлекись Фюсун. Потому что она просто прелесть.
Но в глазах Заима светилось такое сочувствие, что я совершенно перестал стесняться ревности и вскоре немного успокоился.
Подсев к родителям, я сказал изрядно повеселевшему отцу, что хочу познакомить его с одним молодым, но трудолюбивым и весьма перспективным моим подчиненным из «Сат-Сата». Чтобы остальные сотрудники фирмы не завидовали, отец продиктовал записку, и через официанта Мехмеда Али, знавшего нашу семью еще со времен открытия отеля, мы передали её Кенану. Мать попыталась удержать отца за руку, чтобы тот больше не пил, и он пролил себе на галстук ракы. Музыка на некоторое время смолкла, и в перерыве всем принесли вазочки с мороженым. От выпитого у меня все плыло перед глазами: недоеденный хлеб, стаканы со следами губной помады, залитые салфетки, полные окурков пепельницы, пустые зажигалки, грязные тарелки, скомканные пачки из-под сигарет, и я с тоской сознавал, что вечер подходит к концу. В какой-то момент у меня на руках оказался мальчик шести-семи лет, Сибель сразу пересела за наш стол, якобы для того, чтобы поиграть с ним. Она взяла малыша на руки и что-то говорила ему. Мама, посмотрев на ребенка, умилилась: «Какой хорошенький». Танец продолжался.
Через некоторое время Кенан гордо уселся за наш стол и поведал всем, какая для него огромная честь познакомиться с бывшим министром иностранных дел, который уже собирался уходить, и с моим отцом. Потом министр нетвердой походкой удалился, а отцу я так, чтобы все слышали, сообщил,
Она сказала так, чтобы Кенан слышал. Обычно, сообщая нам по секрету, что ей кто-то понравился и заслужил её одобрение, она старалась, чтобы человек, которого она хвалила, тоже услышал её слова: ей нравилось чувствовать свое превосходство, если он от комплимента смущался. В это время «Серебряные листья» опять заиграли романтичную мелодию. Я увидел, что Заим пригласил Фюсун танцевать. «Давайте прямо сейчас обсудим, что Кенан может сделать для „Сат-Сата" в провинции, а, отец?» — продолжал я. «Ты что, на собственной помолвке будешь делами заниматься, сынок?» — удивилась мама. «Сударыня, — обратился к ней Кенан, — возможно, вам неизвестно, но ваш сын три или четыре раза в неделю задерживается в конторе до вечера, когда все уходят домой, и работает допоздна». — «Иногда мы сидим допоздна вместе с Кенаном», — добавил я. «Да, и у нас с Кемаль-беем очень хорошо получается, — поддакнул Кенан. — Мы работаем до глубокой ночи, а еще придумываем разные шутливые стишки про должников». — «А как вы поступаете с неоплаченными счетами?» — поинтересовался отец. «Эту тему я собирался обсудить с сотрудниками „Сат-Сата" и нашими представителями, отец», — прервал я.
Пока оркестр играл, мы поговорили о расходах; о необходимых нововведениях в «Сат-Сате»; об увесилительных заведениях Бейоглу, куда отец ходил, когда ему было столько лет, сколько Кенану; о приемах первого счетовода отца Изак-бея, который сейчас сидел с нами за одним столом, в честь которого мы тут же подняли бокалы; о красоте, как выразился отец, молодости и ночи; и вновь о «любви» — здесь отец не сдержал иронии. Несмотря на настойчивые расспросы родителей, Кенан так и не признался, влюблен он или нет. Мать пыталась расспросить его о семье; получив ответ, что его отец работает при муниципалитете, но много лет был вагоновожатым, воскликнула: «Ах, какие чудесные были раньше трамваи!»
Большинство гостей давно ушли. Отец то и дело клевал носом.
Родители тоже собрались уходить, и, расцеловав нас с Сибель, мама сказала: «Слишком долго не засиживайтесь, ладно, сынок?» и посмотрела при этом не на меня, а на Сибель.
Кенан захотел вернуться за стол «Сат-Сата», но я его не отпускал. «Давай-ка поговорим об Измире еще и с братом, — предложил я. — Ведь нам троим никак не собраться». Я хотел было представить его брату, однако тот (как оказалось, давно знакомый с Кенаном), насмешливо подняв левую бровь, заявил, что я слишком много выпил. Потом я заметил, что они с Беррин глазами указывали Сибель на стакан у меня в руках. Да, в тот момент я залпом выпил еще две порции ракы подряд. Потому что всякий раз, когда я видел, как Заим танцует с Фюсун, меня охватывала глупая ревность и от выпивки становилось легче. Нелепо с моей стороны было ревновать её к нему. Но, пока брат рассказывал Кенану о сложностях взимания денег, все за нашим столом, включая Кенана, любовались танцем Заима и Фюсун. Нурджихан же, увидев их, расстроилась.
В какой-то момент я начал твердить про себя: «Я счастлив, счастлив». Пусть у меня кружится от ракы голова, все происходит так, как нужно. И вдруг на лице Кенана я опознал тень похожей грусти. Налив ракы в тонкий высокий стакан, такой же, что держал сам, для утешения моего тщеславного и неопытного коллеги, купившегося на внимание начальства и упустившего прекрасную девушку, которая только что танцевала с ним, я сунул ему в руки. Этот стакан потом попал в мой музей. В то же время Мехмед пригласил Нурджихан танцевать, и Сибель, повернувшись ко мне, радостно подмигнула, а затем нежно попросила: «Милый, хватит, не пей больше».