Музей невинности
Шрифт:
— Сибель знает...
— Не знает, — помотал головой Заим. — Как она объяснит другим, что произошло? Что ей сказать людям? Этого она не знает. Как ей смотреть в глаза другим? «Мой жених влюбился в продавщицу, мы расстались» — так ей надо говорить? Она обижена на тебя, Кемаль, сердится. Вам бы встретиться. А в Улудаге все забудется. Ручаюсь, Сибель готова сделать так, будто ничего не произошло. Мы остановимся в «Гранд-отеле», Сибель с Нурджихан в одном номере, а мы с Мехмедом заказали себе другой — угловой на втором этаже. Тот, что окнами выходит на вершину. Помнишь, она всегда в облаках. В номере есть еще третья кровать. Если поедешь, будем, как в юности, буянить до утра...
— Уж если подсмеиваться, то надо мной, — усмехнулся я. — Ну, хотя бы у Мехмеда с Нурджихан все получилось.
— Поверь, я никогда не буду подсмеиваться над тобой, да и другим не позволю, — сказал Заим простодушно.
По этим его словам я понял, что страсть моя давно стала предметом насмешек во всем обществе или, по меньшей мере, среди наших знакомых. Но это я предвидел.
Меня удивил Заим, который с таким невероятным тактом придумал поездку в Улудаг, чтобы помочь мне. В детстве и юности мы часто ездили туда кататься на лыжах, как многие другие наши знакомые из Нишанташи, а также большинство партнеров отца по работе и разным клубам. Я так любил эти поездки, во время которых встречались все, кто давно и хорошо знал друг друга, когда завязывались новые знакомства, устраивались браки и когда даже самые стеснительные девушки танцевали и веселились допоздна. Находя потом случайно в шкафу старые отцовские лыжные перчатки или лыжные очки брата, которыми пользовался после них, я с нежностью вспоминал о минувших днях и всякий раз, когда на глаза попадались открытки с видом «Гранд-отеля» в Улудаге, которые мама присылала мне в Америку, чувствовал, как в душе поднимаются волны счастья и тоски по тем дням.
Я поблагодарил Заима и сказал: «Извини, не поеду. Поездка будет тяжелой для меня... Но ты прав, нам с Сибель нужно встретиться и поговорить».
— Она сейчас живет не на даче, а у Нурджихан, — уточнил Заим. Повернувшись, он посмотрел на веселых посетителей «Фойе», становившихся все богаче, тут же забыл о моих бедах и улыбнулся мне на прощание.
46 Можно ли бросать невесту перед свадьбой?
Сибель я решился позвонить только в конце февраля, после того как они вернулись из Улудага. Мне совершенно не хотелось разговаривать с ней, потому что наверняка все закончилось бы скандалом, слезами и словами раскаяния, и я ждал, когда она найдет способ и сама вернет мне кольцо. Но однажды я все же решился позвонить ей и нашел Сибель дома у Нурджихан. Мы договорились встретиться за ужином в «Фойе».
Я решил, что лучше побеседовать там, где полно знакомых, чтобы не было возможности поддаться эмоциям и взаимным обвинениям. Сначала именно так все и шло. За соседними столиками сидели Хильми с молодой женой Неслихан, кораблестроитель Гювен с семьей, Тайфун с женой, а дальше — большое семейство Иешим. Хельми с женой подошли к нам сказать, как они рады нас видеть.
Мы пили вино турецкой марки «Якут» и ели легкие закуски, а Сибель рассказывала о Франции, о тамошних друзьях Нурджихан и о том, как красив Париж на Рождество.
— А что с твоими родителями? — спросил я её.
— Все хорошо, — ответила Сибель. — Они пока ничего не знают.
— Давай не будем никому говорить...
— Я не говорю... — тихо произнесла Сибель и вопрошающе посмотрела на меня, будто по-прежнему не могла избавиться от сомнения: «А что теперь будет с нами?»
Решив сменить тему разговора, я сказал, что мой отец с каждым днем все больше отдаляется от жизни. Как сообщила, в свою очередь, Сибель, у её матери появилась привычка перешивать старую одежду и хранить старые
— Вижу, ты уже привык к своей болезни, — решилась перейти к главному Сибель.
— В смысле?
— Уже много месяцев мы ждем, пока ты поправишься, пока пройдет твоя болезнь. Я так долго терпела, и мне очень грустно видеть, что тебе не только не становится лучше, но ты даже свыкся с ней. В Париже я молилась, чтобы ты поскорее поправился...
— Я не болен, — возразил я. Показав глазами на шумных и веселых посетителей «Фойе», добавил: — Эти люди, конечно, решили что я заболел... Но не хочу, чтобы ты считала меня больным.
— Разве мы вместе, у меня на даче, не решили, что это — недуг? — спросила Сибель.
— Решили.
— А что же теперь произошло? Как можно бросать невесту перед свадьбой?!
— То есть?
— С какой-то продавщицей...
— Зачем ты все смешиваешь... — её слова подогревали во мне возмущение: — Это никак не связано с тем, продавщица она или нет, с бедностью или богатством...
— Вот именно связано, — решительно сказала Сибель. Видно было, что этот вывод дался ей нелегко, после долгих размышлений: — Ты так быстро добился её расположения только потому, что она бедная, но жадная до жизни... Если бы она не была продавщицей, ты бы, может, не стеснялся её и женился бы на ней... Именно это причиняет тебе боль... То, что ты не можешь на ней жениться, не можешь поступать открыто и смело.
Я рассердился на Сибель, полагая, что она хочет обидеть меня своими резкими словами. А еще потому, что понимал: в них и скрыта правда.
— Знаешь, милый... Когда такой, как ты, человек совершает странные поступки из-за обычной продавщицы, переезжает жить в гостиницу, это вызывает недоумение. Если ты все же хочешь исцелиться, вернуться к нормальной жизни, признайся себе во всем.
— Ты не совсем права, считая, что я так уж влюблен в ту девушку... Но мне хочется возразить: разве нельзя влюбиться в кого-то беднее себя? Разве не бывает любви между богатыми и бедными?
— В наше время любовь — это искусство быть парой. — Сибель решила не скрывать тех выводов, к которым пришла после долгих размышлений. — Ты где-нибудь, кроме турецких мелодрам, видел, чтобы богатая девушка влюбилась только за внешность, скажем, в привратника Ахмеда-эфенди или в строителя Хасана и вышла бы за него замуж?
Метрдотель «Фойе» Сади приближался к нам, всем своим видом демонстрируя, как он счастлив нас видеть, но, заметив нашу оживленную беседу, остановился. Я сделал ему знак, чтобы он подошел позже, и, повернувшись к Сибель, внезапно сказал:
— Я верю в турецкие мелодрамы.
— Кемаль, за несколько лет ты ни разу не бывал на турецкой картине. Ты даже с друзьями, ради компании, в летние кинотеатры не ходишь.
— Поверь мне, жизнь в гостинице «Фатих» похожа на турецкую мелодраму, — ответил я. — Если ночью мне не спится, я брожу по пустынным улочкам. От этого мне легче.
— Сначала я решила, что вся эта история с продавщицей — влияние Заима, — решительно продолжала Сибель. — Думала, что тебе перед свадьбой не хватает свободы, как у него — с танцовщицами, официантками, немецкими манекенщицами, эдакой dolce vita. С Заимом мы это обсуждали. А сейчас понимаю, проблема в твоем комплексе: ты осознаешь себя богатым человеком в бедной стране. (Слово «комплекс» в те времена было очень модным.) Конечно, эта проблема гораздо глубже страсти к продавщице.