Муж мой - враг мой
Шрифт:
Камеристка, горничная… Чушь.
Преданные, надежные люди рядом — это стоило того, чтобы пожертвовать драгоценностями и нарядами.
Этой ночью я снова выбралась в библиотеку. Бродить по замку в поисках невесть куда подевавшегося родового артефакта не было ни сил, ни желания — сегодняшний день высушил меня до дна. Спать не получалось, и я сбежала из покоев, уже привычно усыпив присмиревших и перепуганных служанок. Хотелось сидеть, бездумно смотреть на свечу, и больше ничего не делать.
Этим я и занималась,
Вспоминать прошедший день хотелось еще меньше, чем спать — но мысли всё равно крутились вокруг него.
Я вытребовала у мужа камеристку, горничную и белошвейку из замка Алассов, и это было даже больше, чем я рассчитывала, потому что изначально я надеялась только на Ниту и Анабель. Дав согласие и получив мое слово — не отправлять письмо, герцог тут же, при мне отправил послание отцу, и я представляю, как обрадуется матушка, лишившись лучшей белошвейки герцогства!
Но матушка, я уверена, справится с потерей и найдёт ей достойную замену, а я… Я попросту устала быть одна. Мне нужен хоть кто-то рядом. Хоть кто-то свой.
Свечной огонек расплывался в глазах, и нет, я не плакала — просто к горлу подкатил глупый противный ком.
Когда откуда-то сверху на колени, прямо на книгу, шлепнулся кто-то большой, черный и мохнатый, я даже не испугалась — у шорка такое появление стало уже обыкновением. Я сгребла этого “кого-то” в охапку, и уткнулась в него носом. В тугого, увесистого. Теплого.
Инородец терпеливо дождался, пока моё дыхание из прерывистого станет ровным, и только потом вывернулся из объятий, устроился на столе передо мной, начал коготками приглаживать взъерошенную шерсть, всем видом давая понять, сколь не одобряет подобной фамильярности.
И лишь приведя себя в порядок, заговорил, искоса наблюдая за мной круглым алым глазом:
— Старая хозяйка сегодня ругалась. Много ругалась!
И замер, ожидая моей реакции.
Я потянула к себе книгу, раскрыла её на закладке. Нет, мне было очень интересно, что он узнал. Но уговаривать и торговаться не было сил.
— Сперва девицу свою. Ту, которая хотела хозяйкой стать! Потом с хозяином.
Шорк обвил лапы чешуйчатым хвостом, и чуть повернулся, чтобы смотреть на меня обоими глазами.
— М-м-м, — неопределенно отозвалась я, делая вид, что книга меня увлекла.
— Ой-ой-ой, как ругала!
Я всем видом давала понять, что с интересом читаю.
— Говорила… Говорила, что та её опозорила. Что думала, будто воспитала её достойно. А она неблагодарная!
У-у-у, знакомо. Её светлость матушка тоже любила метать в мою сторону эти громы и молнии…
Шорк побуравил меня алым взглядом, а потом вдруг раскрыл пасть — и я услышала голос вдовствующей герцогини!
— Как ты могла! — голос тэи Керолайн был просто ледяным. — Из-за твоей глупой выходки, девчонка, моему сыну могла грозить опала! Мы вырастили тебя! Воспитали! А ты благодаришь нас королевской немилостью?! Чтобы избежать её, моему сыну пришлось пообещать этой женщине возместить нанесенный тобой ущерб! Ты представляешь, на какую сумму ты испортила драгоценностей? Я разочарована вами, тэйрим. Я считала, что вы умнее, и испытываете к нам хоть каплю благодарности! В ближайшее время я подберу вам супруга, а до того — вы возвращаетесь в дом вашего отца.
Я зачарованно смотрела на шорка, открывшегося мне с новой грани — и слушала, как холодный тон герцогини Вейлеронской становится отстраненным, как обращение меняется с домашнего, семейного “ты” на официально-отстраняющее “вы” и “тэйрим”, и как завершающие слова ставят точку в этом монологе.
— А… А Сириль? — осторожно уточнила я, не в силах притворяться больше безразличной.
— Плакала, — деловито откликнулся шорк. — Говорила, что не она. Сначала. Потом опять плакала.
Полузмей-полулетчий мыш подполз ко мне ближе, и я, вздохнув, сгребла его в охапку.
— Осуждаешь? — спросила куда-то в черную шерсть.
— Люди! — удивительно философски отозвался шорк.
Ужин ожидаемо был испорчен и все трапезничали по своим закрытым комнатам. Оказаться в тишине и одиночестве было по-своему неплохо, но я бы предпочел, чтобы это случилось в других обстоятельствах.
Мать была зла. Сириль рыдала. Нисайем заперлась у себя, уведомив, что желает побыть одна.
Сообщение о том, что скорее всего погром в ее покоях совершила воспитанница вдовствующей герцогини и что в ближайшее время она покинет замок, моя супруга приняла равнодушно. Отказалась от переезда в другие комнаты и потребовала все прибрать в этих.
Она выглядела высокомерной и надменной, именно такой, какой описывала ее мать. И смотрела на меня с вызовом и одновременно, почему-то, страхом.
Иногда мне кажется, что жить в гарнизоне под постоянной атакой волн проще, чем в стенах родного замка, хотя бы потому, что там все просто и понятно — здесь свои, здесь враги: этих беречь, этих убивать. Именно поэтому герой войны из меня еще ничего, а вот политик…
Самокритично усмехнувшись сам с собой, я устало потер шею и вытянул ноги. Что должно было случиться дома за неделю моего отсутствия, что моя мать чуть ли не со слезами на глазах принимается уверять меня, что моя жена неуправляема, жена, до того демонстрировавшая прекрасные манеры, прилюдно оскорбила постороннюю тэйрим, а эта самая посторонняя тэйрим опустилась до отвратительной и откровенно глупой выходки?..
Если Сириль настолько неприятно было находиться в замке и смотреть на ту, что заняла место, которое она уже считала своим, что мешало ей просто уехать? В конце концов, ее не связывают никакие обязательства.
Хоть я и не считал, что ее присутствие в замке Страж уместно после моей свадьбы, выставлять девушку в приказном порядке не было причин, в конце концов, она ни в чем не виновата и если ей хотелось оставаться подле моей матери…
Перед глазами всплыл облик вдовствующей герцогини с поджатыми губами.