Муж мой - враг мой

Ясная Яна

— Девочка не могла совершить ничего подобного! И у тебя нет доказательств!

— На самом деле не имеет ни малейшего значения, виновата она или нет. Ей просто-напросто больше нечего здесь делать. Это не обсуждается, мама. Тэйрим Сириль покидает Страж, и если вы так дорожите девушкой, то на вашем месте я бы занялся тем, чтобы подыскал ей другую достойную партию, а не тратил время и силы на попытки изменить то, что изменить нельзя. Возможно, королевская воля вам и не по душе, но она, как и мой приказ — не обсуждается. Поэтому всем будет лучше,

если вы и тэя Нисайем найдете общий язык. И еще. Почему вы до сих пор не передали моей жене фамильные драгоценности? Я ожидаю, что это будет сделано в течение суток.

Мать смотрела на меня так, будто я ее ударил.

— Мириам ты тоже отошлешь? — холодно осведомилась она.

— Мириам вольна оставаться в замке столько, сколько вы этого желаете, если только она в свою очередь не намеревается враждовать с ее светлостью.

Голова гудела.

Знает ли Нисайем о Мириам? Почтительно ли ведет себя эсса в отношении новой герцогини? И не стоило ли все же отослать и ее?..

Спасибо, ваше величество, все же подкинули вы мне головную боль!

Движение я почувствовал спиной, позвоночником, зудящей щекоткой. И большого труда стоило удержать рефлексы, позволяя затаившемуся в тенях убийце приблизиться еще немного, еще чуть-чуть… на расстояние неминуемого, неотвратимого удара…

Миг — и черная молния врезается в живот, почти опрокинув меня вместе с креслом.

И я расхохотался, позволяя Шорку делать вид, что он остервенело рвет на мне рубашку в попытках добраться до внутренностей, но стоило протянуть ладонь, как в нее тут же ткнулась покрытая шелковистой шерстью голова.

— Хозяин вернулся, — нечисть выскалила в широкой улыбке многочисленные мелкие зубы, и длинный змеиный хвост довольно хлестнул по подлокотникам.. — Замок грустил без хозяина!

— Незаметно, — пробормотал я. — Кажется, тут наоборот было очень весело.

— Не-е, — не согласился Шорк. — Ску-учно.

— Выкладывай, чем она занималась?

Я приставил замкового питомца приглядывать за супругой в первый же день, но вот отчета стребовать до сих пор не пришлось.

— Спала, кушала, платья надевала, еще платья, много-много-платьев, потом гуляла, потом кушала, потом меняла платье, потом…

— Стоп, — с трудом удержав смешок, оборвал я, — “кушала” и “платья” опускаем.

Рубиново красные глаза остекленели, Шорк замер, будто пораженный заклятием оцепенения. Кажется, в его маленькой голове сейчас в спешном порядке вычеркивались “кушала и платья” и шло судорожное вычисление того, что выходит в остатке.

Он растопырил длинные когтистые пальцы и начал загибать по одному:

— Вышивала, читала, гуляла, разговаривала, разговаривала, разговаривала…

— С кем разговаривала?

— С бывшей хозяйкой и ее женщинами, с городскими, у которых нити да иголки, — принялся перечислять инородец, которого сколько ни учи, а втолковать человеческую иерархию и систему именований так и не удалось, — с хозяйкой-которая-не-хозяйка, с девицами, которые хвостом ходят и меняются, с маленькой… и все почитай.

— О чем разговаривала?

Инородец поскреб лапой затылок и развел крыльями — да о ерунде всякой, хозяин, не достойной даже не то что упоминания, а и запоминания!

Я вздохнул. Шорк был дивно полезной зверушкой, но все же зачастую себе на уме. Я рассеянно поглаживал короткую шерстку, наблюдая как нечисть довольно жмурится. А Шорк вдруг, понизив голос, доверительно произнес:

— Она хорошая хозяйка, хозяин. Сильная! Глупая пока, правда, но Шорк научит! Шорк умный! И полезный!

Он горделиво вытянулся на змеином хвосте.

— Где она сейчас?

— Спит, хозяин.

— Спит… — произнес я вслух сам себе. — Ну пусть спит. На-ка тебе, заслужил.

Я достал из кармана брюк свернутый платок. Шорк принюхался, осторожно развернул и тут же спальню огласили сдержанные восторженные попискивания и довольное урчание — инородец перебирал привезенные специально для него сокровища — несколько виверньих клыков.

Что он с ними делал, я понятия не имел, но подозревал, что в душе нечисти живет то ли увлеченный коллекционер, то ли ученый-биолог.

С хрустом потянувшись, я отправился в кровать — утро вечера мудренее.

Жену я застал в разгар утреннего туалета.

Она уже облачилась в одно из своих “старых” домашних платьев — в крупную, вызывающе-красную клетку, и смиренно сидела перед зеркалом, позволяя камеристке скользить щеткой по волосам.

Наши взгляды встретились в отражении зеркала, и Нисайем почти сразу опустила ресницы.

— Доброе утро, ваша светлость, — и снова примерна, и снова тиха.

— Сегодня я отправляюсь с докладом в столицу, — сообщил я герцогине. — Меня не будет весь день, возможно, и на ужине тоже.

— Хорошо, ваша светлость.

— Я хотел предложить вам отправиться вместе со мной.

Густые ресницы снова взметнулись вверх. В витражном солнечном свете глаза вдруг оказались насыщенного зеленого оттенка, совсем не бледного.

И все-таки красный ей не идет.

— Я должна вас сопровождать?

— Я отправляюсь с докладом его величеству и, вероятно, буду занят большую часть дня, так что не смогу составить вам компанию. Но вы могли бы развеяться, возможно, повидать знакомых, пройтись по магазинам. И мы могли бы остаться в столице на ночь.

В зеркале отразилась отчаянная борьба. Кажется, мое предложение ее заинтересовало, но в то же время ей что-то категорически мешало его принять. Или она по-прежнему меня боится, и ночь упоминать не стоило?

— Благодарю, ваша светлость, — произнесла она наконец. — Но если я вам там не нужна, я предпочла бы остаться в замке.

Внутри шевельнулась досада.

— Вы уверены?

— Да, ваша светлость, уверена, — подтвердила девица.

Я постоял еще несколько мгновений, наблюдая как щетка скользит по длинным каштановым прядям. И вышел.