Муж подруги
Шрифт:
Алена просто изнывала от беспокойства, потому что видела, как напрягся Влас. Она не могла знать доподлинно, на что тот белесый отморок с рыбьими глазами способен, но предположения одно хуже другого рождались в мозгу. И ведь ничего не сделаешь, не позвонишь, не спросишь...
Так и слонялась потом по квартире, не зная, чем себя занять. Потом включила ноутбук, решила немного поработать. Работа всегда спасала. Влезла в почту.
Ох, что называется, рука-лицо... Очередные бездарные снимки - исходники. Очередная слезная просьба, мол, вчера надо баннер. Но сейчас это было даже хорошо. Чем беспонтовее снимки, тем лучше. Это возмущало ее душу художника (сколько бы Алена ни называла себя коллажистом, все равно каждый коллажист считает, что он художник) и вызывало протест.
А протест выдергивал ее из мутного омута тревожности.
Но только не сейчас. Не получалось работать, ерунда. Бестолочь. Не нравилось ей то, что она делала. В конце концов, свернула все, шумно выдохнула и застыла, глядя на экран. А потом потянула курсор к той папке, где у нее бережно хранились тайные арты. Осторожно кликнула, как будто это ящик пандоры.
С арта смотрел на нее Влас. Коснулась кончиками пальцев изображения на экране, склонила на бок голову...
Зазвонил телефон.
Мгновенно заколотилось сердце, как будто буря в крови поднялась. Посмотрела номер - Влас. Поговорили...
Вот странная штука организм. Неужели все это проделывают с человеком гормоны? Алена просто не верила в это. Может быть и есть гормоны, и они вырабатываются мозгом, а потом впрыскиваются куда-то там в кровь. Но это же как кнопочки в механизме нажимать, чтобы вызвать заранее известную реакцию.
Не то все это. Не то. А душу куда девать?
Потому что это душа и сердце.
И сердце просто лопнет сейчас.
Замрет, остановится, пока она будет ЕГО ждать.
Вот с этого момента все мысли вообще выветрились из головы, и включился внутренний счетчик. Он отсчитывал секунды, в те падали тяжелыми каплями в неизвестность. В какой-то вязкий вакуум. И так будет, пока не придет Влас.
...Я приеду. Сейчас.
Она и до этого-то ни о чем не способна была думать.
А теперь просто сидела в прострации, уставившись вглубь себя. чувствуя, как медленно заливает сладким ядом все в груди. Потом нахмурилась. Что же это она? Он же наверняка хочет есть...
Нет, ну и это было бы просто стыдно и неудобно, наброситься на него голодной волчицей прямо с порога. Закрыла рот ладонью, жар пополз по щекам. Встряхнулась и побежала в кухню.
Далеко бежать-то не пришлось, всего пять шагов. Постояла несколько секунд, прижав пальцы ко лбу, и снова метнулась в комнату, огляделась, быстренько прибрать лишнее с глаз долой. Так, теперь надо бы что-нибудь приготовить... Опять в кухню!
Но что готовить? У Алены все из головы повылетело, кроме того, как она один раз на той задрипанной квартирке, где они встречались, пожарила картошку. И они с Власом потом ели ее стоя, прямо из сковородки.
Слезы навернулись на глаза. Горькие и счастливые слезы.
Ну да, конечно, у нее же полно картошки!
Схватила пластиковую посудину, пакет, картофелечистку, набрала картофелин покрупнее и стала торопливо чистить, приговаривая как Горлум:
– Какие картохи, моя прелесть?
глава 41
За этим занятием и застал ее звонок в дверь.
Вздрогнула, подкинулась, разом пропало дыхание и пересохло во рту. А сердце сначала заколотилось, а потом будто затаилось и вовсе исчезло куда-то. Пошла к дверям, не замечая от волнения, что в одной руке наполовину очищенная картофелина, в другой картофельный нож.
Замерла перед дверью, неуклюже отодвигая одной рукой волосы с лица, заглянула в глазок. ОН. Влас.
Сердце нашлось, заколотилось, понеслось вскачь. На автопилоте открыла дверь, впуская его.
***
Как сносит крыши домов, сминает, словно карточные домики?
Доли секунды на все.
Смяло ее мгновенно, снесло, и вот уже они снова в другом мире. Там вокруг бушует тайфун, а она в центре, и тут с ней ОН. И руки его по обе стороны ее головы, губы замерли у самых губ, обжигают дыханием. Глаза в глаза.
Зависли во времени, залипли, словно мухи в меду.
Алена вдруг почувствовала себя добычей, а он как... огромный волк. Должно быть страшно, а ей сказочно хорошо. Потому что это ее волк. Не обидит. Никогда. Она просто знала это.
И потянулась к нему губами первая.
Миг. А потом будто тысячи иголочек, разносящих блаженство, разлетелись в крови. Замелькало все смазанными кадрами, сполохи света под закрытыми веками... Шум, которого она не слышала.
Кое-как пришла в себя уже сидя на кухонном столе. В одной руке по-прежнему наполовину очищенная картофелина, а в другой картофельный нож.
Очнулась, только потому что между ее разведенных ног замер, весь дрожа и обнимая ее, Влас. Затих, прижимаясь лбом к ее груди. Губы приоткрыты, шумное дыхание вырывается с трудом. И стон, тягучий, как будто ему больно.
Губы шепчут, сбиваясь:
– Я сейчас. Подожди. Не мог...
Наконец он поднял голову, взглянул на все ее приготовления, на картофелину в руке и тихонько засмеялся. От его хрипловатого смеха дрожь по позвоночнику. Поцеловал и сказал:
– Я сейчас отъеду, а ты запрись и никому не открывай. Надо встретить Игоря. Переговорить.
Но после этих слов лицо Власа сразу посуровело. А ей стало не по себе. Не понравилось Алене выражение мрачной решимости на его лице.
– Влас...
– прошептала она встревоженно.
– Ничего, Алененок мой. Все будет очень хорошо.
А потом неожиданно улыбнулся и замер, вглядываясь в нее с какой-то жаждой.
– Я вернусь поздно. Впустишь меня?
Она застыла, утонув в его глазах. Он ведь неспроста разрешения просит...
Если она впустит его в эту ночь, это ведь навсегда. Теперь уже навсегда.