Муж подруги
Шрифт:
Алена просто изнывала от беспокойства, потому что видела, как напрягся Влас. Она не могла знать доподлинно, на что тот белесый отморок с рыбьими глазами способен, но предположения одно хуже другого рождались в мозгу. И ведь ничего не сделаешь, не позвонишь, не спросишь...
Так и слонялась потом по квартире, не зная, чем себя занять. Потом включила ноутбук, решила немного поработать. Работа всегда спасала. Влезла в почту.
Ох, что называется, рука-лицо... Очередные бездарные снимки - исходники. Очередная слезная просьба, мол, вчера
А протест выдергивал ее из мутного омута тревожности.
Но только не сейчас. Не получалось работать, ерунда. Бестолочь. Не нравилось ей то, что она делала. В конце концов, свернула все, шумно выдохнула и застыла, глядя на экран. А потом потянула курсор к той папке, где у нее бережно хранились тайные арты. Осторожно кликнула, как будто это ящик пандоры.
С арта смотрел на нее Влас. Коснулась кончиками пальцев изображения на экране, склонила на бок голову...
Зазвонил телефон.
Мгновенно заколотилось сердце, как будто буря в крови поднялась. Посмотрела номер - Влас. Поговорили...
Вот странная штука организм. Неужели все это проделывают с человеком гормоны? Алена просто не верила в это. Может быть и есть гормоны, и они вырабатываются мозгом, а потом впрыскиваются куда-то там в кровь. Но это же как кнопочки в механизме нажимать, чтобы вызвать заранее известную реакцию.
Не то все это. Не то. А душу куда девать?
Потому что это душа и сердце.
И сердце просто лопнет сейчас.
Замрет, остановится, пока она будет ЕГО ждать.
Вот с этого момента все мысли вообще выветрились из головы, и включился внутренний счетчик. Он отсчитывал секунды, в те падали тяжелыми каплями в неизвестность. В какой-то вязкий вакуум. И так будет, пока не придет Влас.
...Я приеду. Сейчас.
Она и до этого-то ни о чем не способна была думать.
А теперь просто сидела в прострации, уставившись вглубь себя. чувствуя, как медленно заливает сладким ядом все в груди. Потом нахмурилась. Что же это она? Он же наверняка хочет есть...
Нет, ну и это было бы просто стыдно и неудобно, наброситься на него голодной волчицей прямо с порога. Закрыла рот ладонью, жар пополз по щекам. Встряхнулась и побежала в кухню.
Далеко бежать-то не пришлось, всего пять шагов. Постояла несколько секунд, прижав пальцы ко лбу, и снова метнулась в комнату, огляделась, быстренько прибрать лишнее с глаз долой. Так, теперь надо бы что-нибудь приготовить... Опять в кухню!
Но что готовить? У Алены все из головы повылетело, кроме того, как она один раз на той задрипанной квартирке, где они встречались, пожарила картошку. И они с Власом потом ели ее стоя, прямо из сковородки.
Слезы навернулись на глаза. Горькие и счастливые слезы.
Ну да, конечно, у нее же полно картошки!
Схватила
– Какие картохи, моя прелесть?
глава 41
За этим занятием и застал ее звонок в дверь.
Вздрогнула, подкинулась, разом пропало дыхание и пересохло во рту. А сердце сначала заколотилось, а потом будто затаилось и вовсе исчезло куда-то. Пошла к дверям, не замечая от волнения, что в одной руке наполовину очищенная картофелина, в другой картофельный нож.
Замерла перед дверью, неуклюже отодвигая одной рукой волосы с лица, заглянула в глазок. ОН. Влас.
Сердце нашлось, заколотилось, понеслось вскачь. На автопилоте открыла дверь, впуская его.
***
Как сносит крыши домов, сминает, словно карточные домики?
Доли секунды на все.
Смяло ее мгновенно, снесло, и вот уже они снова в другом мире. Там вокруг бушует тайфун, а она в центре, и тут с ней ОН. И руки его по обе стороны ее головы, губы замерли у самых губ, обжигают дыханием. Глаза в глаза.
Зависли во времени, залипли, словно мухи в меду.
Алена вдруг почувствовала себя добычей, а он как... огромный волк. Должно быть страшно, а ей сказочно хорошо. Потому что это ее волк. Не обидит. Никогда. Она просто знала это.
И потянулась к нему губами первая.
Миг. А потом будто тысячи иголочек, разносящих блаженство, разлетелись в крови. Замелькало все смазанными кадрами, сполохи света под закрытыми веками... Шум, которого она не слышала.
Кое-как пришла в себя уже сидя на кухонном столе. В одной руке по-прежнему наполовину очищенная картофелина, а в другой картофельный нож.
Очнулась, только потому что между ее разведенных ног замер, весь дрожа и обнимая ее, Влас. Затих, прижимаясь лбом к ее груди. Губы приоткрыты, шумное дыхание вырывается с трудом. И стон, тягучий, как будто ему больно.
Губы шепчут, сбиваясь:
– Я сейчас. Подожди. Не мог...
Наконец он поднял голову, взглянул на все ее приготовления, на картофелину в руке и тихонько засмеялся. От его хрипловатого смеха дрожь по позвоночнику. Поцеловал и сказал:
– Я сейчас отъеду, а ты запрись и никому не открывай. Надо встретить Игоря. Переговорить.
Но после этих слов лицо Власа сразу посуровело. А ей стало не по себе. Не понравилось Алене выражение мрачной решимости на его лице.
– Влас...
– прошептала она встревоженно.
– Ничего, Алененок мой. Все будет очень хорошо.
А потом неожиданно улыбнулся и замер, вглядываясь в нее с какой-то жаждой.
– Я вернусь поздно. Впустишь меня?
Она застыла, утонув в его глазах. Он ведь неспроста разрешения просит...
Если она впустит его в эту ночь, это ведь навсегда. Теперь уже навсегда.