Муж штатного некроманта
Шрифт:
У Людвига заметно вытянулось лицо. О таком он точно не думал.
– И что тогда делать? – спросил он.
– Пока не знаю, - честно призналась я. – Но завтра пойду, поговорю с вашей матерью. Вы тоже попытайтесь вспомнить хоть что-нибудь. Вдруг какая-то деталь, что-то на что раньше внимания не обращали, но теперь, в новых обстоятельствах, это покажется важным.
– Хорошо, - согласился он, и вдруг чуть смутился. – А можно вас попросить? Если пойдете ко мне домой, захватите мою скрипку? Может быть, мне разрешат сыграть здесь, хотя бы немного, если я буду не слишком мешать?
Такая надежда в голосе.
– Конечно, - сказала я. – Принесу.
5
Мамаша Людвига смотрела с презрением на меня.
Ох, как хорошо я знаю этот взгляд! Моя мать на меня смотрела так же. С тех пор, как сказала ей, что буду учиться некромантии, я стала едва ли не позором семьи. Неудачным ребенком. Благо, есть еще трое. А уж когда стало понятно, что мой дар слабенький, высот в магии мне не достичь, то и вовсе на мне поставили крест. И замуж меня теперь удачно не выдать, никто не польстится. Мой отец, барон фон Шлоссер, тяжело вздыхал и отворачивался, словно ему было неловко на меня смотреть. Я уехала учиться против его воли… и все. У меня больше нет семьи.
А сейчас вдруг я видела это снова.
– Госпожа Лаубе, - твердо сказала я, - мне необходимо взять у вас анализ крови, чтобы установить, откуда вашему сыну передались гены оборотня.
– Вы не имеете права! – она попыталась захлопнуть передо мной дверь, но Вебер успел подставить ногу. – Не имеете права! – снова возмутилась она. – Я ничего не нарушала, и ко мне претензий никаких нет. Я знаю закон! Вы можете сделать анализ только с моего согласия.
– Не совсем так, - Вебер неумолимо протиснулся в узкий дверной просвет. – В обычных обстоятельствах – да, но сейчас вашего сына обвиняют в совершении ряда убийств. Если не вы не пустите нас в дом, то через час вам принесут повестку, и вы должны будете явиться в участок, сдать кровь и дать показания. А если не явитесь, вас объявят в розыск и выдвинут обвинения в противодействии следствию, а то и в соучастии убийствам. Подумайте, что скажут люди? Мы, всего лишь, хотим сделать это тихо. И просто поговорить.
Вебер, при его внешности заправского вышибалы и замашкам дотошного бюрократа, впечатление производит всегда.
Госпожа Лаубе попятилась.
Я поспешила войти тоже.
– Мне нечего вам сказать! – мамаша отступила еще, выставила, скрестила руки перед собой, словно защищаясь.
– Вы чего-то боитесь, госпожа Лаубе? – поинтересовался Вебер. – Вашего сына обвиняют в убийстве, а вам нечего сказать?
– Нечего, - холодно сказала она. – Я даже представить себе такое не могла! Он всегда был такой тихий мальчик, такой отстраненный, несамостоятельный, весь в своем мире, такой…
«Никчемный» - так и слышалось в ее интонациях. А Говард прав, она его презирает.
– Госпожа Лаубе, - сказала я, - для начала, давайте присядем, я возьму кровь. Это займет всего пару минут.
Хотела улыбнуться даже, но передумала. Улыбки – не мое. Улыбающийся некромант – зрелище так себе, сомнительное.
– Куда присядем? – буркнула она. – Принести стул?
– В гостиной у вас наверняка есть журнальный столик, - сказала я.
– Мне нужно разложить инструменты. Давайте туда.
Вебер тут же сделал решительный шаг в сторону гостиной, и мамаша сдалась.
Пока я брала кровь, она сидела, поджав губы, с видом обиженной невинности, с прямой спиной, задрав подбородок. Как Людвиг с ней жил все эти годы? Тут даже самый тихий скрипач начнет на людей кидаться.
Вебер стоял за моей спиной, сложив на груди руки, неподвижно, словно статуя.
– Госпожа Лаубе, - сказала я, - расскажите, пожалуйста, об отце господина Людвига Лаубе.
– Вы ведь не полицейский, - она сощурилась, буравя меня взглядом. – Вы не можете задавать такие вопросы.
– Я полицейский, - отозвался Вебер. – Я имею такое право. Хотите, я буду повторять все, что она спрашивает? Или мы сэкономим время?
У госпожи Лаубе дернулся подбородок.
– Я почти ничего не знаю о нем. Это было так давно! Я была совсем молода. И с тех пор больше не видела.
– И все же, госпожа Лаубе, расскажите поподробнее, - сказала я.
Она бросила на Вебера быстрый взгляд. Вебер – скала!
– Мы познакомились на танцах, - вздохнув, сказала мамаша.
– В Аланте. И как-то сразу увлеклись друг другом. Он был такой красивый, высокий… - она мечтательно закатила глаза. – Такой сильный… Его взгляд я никогда не забуду, в нем было столько огня! Настоящий мужчина! Мечта любой девушки.
Вот же… А Людвиг – не настоящий, надо полагать. Тихий мальчик. Не мужик.
– Мы с ним встречались всего несколько раз, - говорила госпожа Лаубе. Не знаю, как это вышло, но я не смогла устоять. Я просто теряла волю, глядя на него. А потом он пропал. А потом еще я узнала, что жду ребенка. И… это все.
– Одного ребенка? – вдруг спросил Вебер. Я даже вздрогнула. – Насколько я знаю, у волков часто бывают двойни.
Госпожа Лаубе уставилась на него с ужасом, даже побелела разом, подбородок задрожал совсем отчетливо. Вот же! Если она сейчас начнет отрицать, я ей не поверю! Наверно, она и сама понимала это. Есть чего бояться?
– Двоих, - сказала тихо. И очень быстро сразу, слишком поспешно: - но второй умер! Второй родился слабеньким, все время кричал, он… дня три прожил и умер. И… Я ничего не могла сделать! Совсем ничего!
– Где он похоронен, - спросил Вебер.
– В лесу… Я рожала в нашем загородном доме, подальше от всех. И ребенка… мертвого… закопала там… Никто не знает…
Вздохнула, и вдруг решительно встала.
– И с вами в том доме никого не было? – спросил Вебер.
– Нет, никого. Простите, но я больше ничего не могу сказать, господа. Если хотите вызвать меня в участок, вызывайте. Я много лет не вспоминала об этом, и сейчас мне очень тяжело говорить и возвращаться к тем событиям снова. Потерять ребенка – это такая трагедия… Такая боль. Я не могу сейчас. Простите, мне нужно побыть одной!
Достала платочек, приложила к глазам.
Глаза сухие совершенно. Не слезы, нет. Но напугана она по-настоящему. Потерять ребенка – горе, тут нечего и спорить. Но сейчас она, того и гляди, потеряет второго. И ничем не пытается ему помочь. Хотелось спросить: «а как же Людвиг?» Но тут нечего спрашивать. Госпожа Лаубе точно любила не его. А может быть, неосознанно винила сына в том, что он сломал всю ее жизнь? Такое тоже случается. Когда мужчину уже не обвинишь, некоторые перекладывают вину на ребенка.