Муж в наказание-2. Свобода любой ценой
Шрифт:
Я рьяно всплёскиваю руками у его лица, пока он не перехватывает их, больно сдавливая запястья.
— Диана, тебе напомнить по чьей вине у Арслана нет полноценной семьи? Тебе напомнить, что он продал тебя мне, чтобы сохранить свою шкуру? — выразительно цедит он, губами касаясь моего виска. Рифат нарочно бередит мои старые незаживающие раны. Я сглатываю горечь и он протяжно хмыкает. — Вспомнила!?
На глаза мои наворачиваются слёзы. Они отравлены, они практически разъедают кожу.
Всё это время я старалась быть сильной. Если и показывала свои слёзы, то только бездушным
Мне никогда этого не забыть. Стоит только взглянуть на Рифата, как я тут же вспоминаю по какой причине нахожусь рядом с ним.
Выброшенная. Изувеченная. Разбитая и опустошённая. Теперь я могу сравнить себя разве что с уценённым товаром или подержанной вещью.
— Рифат, зачем я понадобилась тебе? Зачем тебе ещё один ребёнок от Эмира? — пытаюсь достучаться до него под свои судорожные всхлипы. — Это тоже часть твоего плана? Таким образом ты желаешь доказать им свою власть над ними!? Зачем? Что это изменит?
Рифат заводит свою ладонь за мой затылок и прижимает меня к окаманелой груди. Он гладит меня по волосам, позволяя слезам скатываться на его рубашку.
— Ш-ш-ш, перестань, — успокаивающе он выдыхает. — Я всего лишь сделал то, что должен был. Я оградил тебя и твоего ребёнка от этих тварей! Я спас вас! И ты теперь так благодаришь меня? — отчитывает он меня, придавая голосу твёрдости.
Я отстраняюсь от него, делаю два шага назад, утирая с лица слёзы. Я вдруг вспомнила слова Эмира: "Рифат запасается козырями".
— Спас? Меня вытурили из одной клетки, а ты посадил в другую! Это не спасение! Это наказание! Лучше бы ты тогда бросил меня в канаву истекать кровью!
— Хочешь посмотреть на то, что будет, если я отпущу тебя? Тогда проваливай из этого дома, что ты смеешь называть клеткой! Можешь прямо сейчас уходить, но ты и шагу ступить не сможешь, как попадёшь в ловушку, из которой живой не выбраться ни тебе, ни твоему ребёнку. Мать Мерьям тоже имела глупость не поверить мне на слово, а теперь захоронена под землёй вместе с моим сыном! Хочешь оказаться там же? Рядом с ней? — он медленно наступает на меня, дерёт свою глотку так, что вены на шее вздуваются. Я спиной вжимаюсь в стену. — Так давай! Упрости свою жизнь, раз ты ею так недовольна! На их участке ещё полно места для захоронений, и для тебя местечко найдётся!
В который раз он пытается запугать меня, обложить ложью со всех сторон.
Достаточно с меня!
— Ты ошибаешься! — впадаю я в истерику, топнув ногой. — Я знаю эту историю! Мать Мерьям сбежала, как только та родила! Ей хотели помочь, но она бросила твою дочь!
Он замирает, но лишь на мгновение. Затем Рифат выуживает из кармана брюк свой телефон, быстро набирает на нём короткую числовую комбинацию и подносит смартфон к уху, удерживая меня своим взглядом.
— Тургай, если госпожа Диана попытается уйти, не препятствуйте ей. Пусть уходит, если пожелает. Предупреди всех на посту, — он сбрасывает вызов, швыряет телефон на кровать и обращается ко мне: — Можешь лично убедиться в правдивости моих слов! А теперь свободна! — под его пристальным вниманием я стою неподвижно и тогда
Секунды мне хватает на то, чтобы принять, как мне кажется, единственное правильное решение — бежать без оглядки, если на то дают волю.
5. Счастливая цифра
Всё, что сказал Рифат — очередная попытка дезориентировать меня. Это обычная уловка, чтобы спутать карты, отвести от себя подозрения и обелить своё имя. Он желает выставить себя благородным и справедливым, а на самом деле ничем не отличается от Элмасов. Он тот же монстр, только носит другую фамилию.
Чалык и Элмас.
Две разных семьи, два одинаково непримиримых соперника. Две воюющих стороны, два противоборствующих клана. Они затеяли войну, от которой страдают все вокруг: собственные дети, внуки, я, в конце концов.
Каждый из них мнит себя вершителем судеб. Каждый из них готов пойти на любые жертвы во имя своего величия, ради того, чтобы доказать свою правоту, но правда в том, что доказывать её некому, кроме как себе самому. У каждого из них руки по локоть в крови, но каждый из них в равной степени несчастлив, каждый из них одинаково грешен.
Пусть уж лучше меня ждёт скитание по улицам и тоска по родине, но я не стану влачить своё жалкое существование в месте, где меня считают разменной монетой. Я не желаю участвовать в войне, в которой не будет ни победивших, ни проигравших, потому что нет ей ни конца, ни края.
Оказавшись в своей спальне, я залетаю в гардеробную. Падаю на колени рядом с сейфом, стоявшим на полу. Открываю его и нахожу в нём свои поддельные документы, завёрнутые в целлофановый пакетик. Как раз в этот момент на лицо падает блик, отбрасывающийся от бриллиантовых серёжек. Не так давно Рифат подарил мне их. За них можно было бы выручить неплохую сумму, если получится заложить в ломбард. Деньги мне в любом случае понадобятся, поэтому я не раздумывая отправляю серьги в пакетик.
Поднимаюсь на ноги, выдвигаю дверцу огромного шкафа со всяким ненужным дизанейрским барахлом и рыскаю на нижней полке, чтобы отыскать там подходящую сумку, куда можно будет сложить кое-какие тёплые вещи.
Ночи в Стамбуле сейчас холодные. Неизвестно сколько времени уйдёт у меня на то, чтобы отыскать себе подходящий угол, где я смогу укрыться от всех злых глаз. Я ведь даже не уверена в том, что мне удастся найти его, но это сейчас не столь важно. Главное — не забывать, что повсюду могут быть расставлены ловушки, как, например, в посольстве.
Помнится, Эмир говорил, что у Каплана имеются там связи, а значит туда мне дорога закрыта. На границе тоже ждать ничего хорошего не приходится. Единственный выход — затеряться среди местных жителей, слиться с их многочисленной массой, благо большой город позволяет.
Под грудой различного хлама я вдруг натыкаюсь на ту самую сумку, с которой и начался мой персональный ад.
Нервный холодок пробегает по спине, когда я беру её в руки. С излишней предосторожностью, словно внутри заложена тикающая бомба.