Муж, жена, любовница
Шрифт:
– Если ты решишь расстаться со мной, то так прямо и скажи. Я всегда буду помнить, как мы с тобой были товарищами по путешествию и участниками одного удачного поиска. И это все. Понимаешь? – Он с тревогой смотрел ей в глаза, даже не представляя, насколько молящим был сейчас его взгляд.
– Ты меня разлюбил? Присмотрел себе какую-нибудь местную красотку? – набросилась на него Юлия. Ей очень хотелось поднять его дух, но делиться с ним деловыми новостями она пока не имела права. – Подожди, умоляю тебя, подожди, – горячо говорила она, – всего два-три дня, это не разорит тебя окончательно. Не думай о деньгах. Думай обо мне, о Женеве, наслаждайся жизнью. Ты здесь в первый раз, и у нас в городе всего одна неделя. Глупо отравлять ее мыслями о том, чего
Будучи сама активной натурой, Юлия прекрасно понимала, что это слабые аргументы для мужчины, у которого столько проблем. Но сделать ничего не могла. Ей самой были еще непонятны многие обстоятельства ее финансового положения. Друга можно будет поставить в известность только тогда, когда все станет ясно. А то он, как правильный человек, любитель справедливости и сторонник соблюдения законов, может ей помешать. Владимир ей нравится, ей нужен в мужья именно такой человек, и они будут, обязательно будут вместе. Но сначала... сначала она должна все понять и решить сама.
И они отправились дальше бесцельно бродить по старому городу. Плутая по улочкам, которые то поднимались вверх, то спускались вниз, они миновали огромное здание Музея искусства и истории, свернули еще раз в сторону озера и совершенно неожиданно вышли к большой православной церкви из белого камня. Золотые купола, увенчанные крестами, сверкали в лучах заходящего солнца. За оградой на ступеньках церкви они увидели входящих и выходящих людей. Двери храма были открыты, Юлия быстро потянула Владимира за руку, и они буквально влетели в церковный двор.
– Степеннее, Юлечка, ты же взрослая дама, встреча с родиной от тебя никуда не убежит, – сдержал ее порыв Владимир.
В церкви шла вечерняя служба. Они разошлись по разные стороны от алтаря. Слышался мелодичный речитатив песнопения, прихожане подпевали. Юлия оглядела иконостас. Иконы были старинные, канонического письма. Она поискала глазами свечную лавку; свечи продавали у входа, они были из белого воска и по размеру больше привычных московских. Юлия купила свечи, поставила за упокой своего отца, за здравие близких – детей, матери и Владимира. У нее оставалась еще одна свеча, и она оглядывалась, рассматривая иконы и прислушиваясь к словам прихожан. Потом спросила у служительницы, на голове которой вместо привычного платка красовалась скромная шляпка, к какой иконе лучше поставить свечу с просьбой об исполнении желания. Женщина размеренно ответила по-русски, что в храме есть икона Богоматери Скоропослушницы, и подвела Юлию к старинному образу. Она объяснила, что драгоценные украшения, кольца, серьги, лежавшие около оклада, – это дары, сделанные прихожанами иконе за исполнение желаний. Всматриваясь в лик Богоматери с Младенцем на руках, Юлия горячо зашептала свою просьбу: «Матерь Божья, сделай так, чтобы все у меня устроилось, чтобы не принесла я вреда своим близким, чтобы из-за обиды не наделала зла. Вразуми меня, как найти ключ к решению моей проблемы, прошу тебя...» Она стояла около иконы, горячо молясь, губы ее шевелились, слов не было слышно.
Служба закончилась, и она тихо вышла из церкви, положив деньги в коробку с надписью «на ремонт храма». На крыльце ее ждал Владимир. Лицо его было строгим и бледным. Они решили ехать в отель. Хотя было еще совсем не поздно, Юлия призналась, что ноги у нее уже предательски гудят, она устала. А про себя подумала, что для завтрашнего дня ей нужны недюжинные силы и она немного трусит перед разговором с адвокатом, а главное – боится принимать такое важное решение. Впрочем, пути назад все равно не было.
На следующее утро они опять позавтракали в «Казанове», и она, как и накануне, оставила Владимира в одиночестве изучать новые края. В полдень она уже сидела в офисе господина Андре Ренодо. Адвокат, строго поблескивая очками в золотой оправе, разложил перед Юлией бумаги и дал исчерпывающие пояснения. По его данным, вилла оценивается в пять миллионов долларов. Быстрая продажа принесет убытки примерно в одну пятую ее стоимости. Он готов порекомендовать ей агента по продажам, на которого она сможет положиться. Разорвать договор аренды мадам Земцова, конечно, имеет право, но целесообразнее подождать до ноября, до истечения срока договора, иначе она понесет кое-какие издержки.
За минувшую ночь Юлия укрепилась в окончательном решении. И сейчас, не колеблясь, она составила письмо фирме «Братья Брайен» о немедленном разрыве контракта на аренду ее виллы. Затем так же четко продиктовала условия, на которых будет продана сама вилла. Господин Ренодо предложил ей хотя бы посмотреть то, что она собирается продавать, но Юлия ответила, что осмотр особняка не входит в ее планы и не повлияет на ее решение. Они уточнили сроки продажи, Юлия подписала бумаги, попросив при этом не ставить пока номер счета, на который будет переведена причитающаяся ей за особняк сумма. Ни разу не выказав удивления столь поспешными действиями клиентки, адвокат представил ей своего помощника, который проводит Юлию в банк, и задумчиво посмотрел вслед этой красивой и очень грустной женщине. Высокий профессионализм мсье Ренодо, столь ценимый его коллегами, как раз и заключался в умении четко и честно выполнять взятые на себя обязательства и, проявляя завидную гибкость, не вникать в личную жизнь клиентов.
Подойдя в сопровождении смуглого молодого человека к крутящимся дверям банка, Юлия ясно вспомнила свое ощущение десятилетней давности. Тогда она тоже шла через старинную площадь к этим самым дверям. В сумке у нее лежали двадцать тысяч долларов, которые нужны были для того, чтобы открыть цифровой счет в швейцарском банке. Это были ее собственные деньги, из отцовского наследства. Она провезла их через границу СССР фактически контрабандой.
Тогда этот номер случайно прошел. Но Юлия до сих пор помнила, как у нее от страха подкашивались ноги, на лбу от ужаса выступал липкий пот. И она пошла тогда на такой «подвиг», который претил всей ее натуре, только потому, что на этом настаивал Алексей. Да, она всегда была преданной женой и помощницей своему мужу... И теперь, через десять лет, подходя все к тем же дверям, она ясно вспомнила то постыдное унижение и изматывающий душу страх, с которыми столкнулась в тот памятный день.
За дверями банка все было как прежде. Те же бесстрастные охранники, тот же простор огромного холла, полированный мрамор стен, зелень растений – чисто, тихо, красиво. Несмотря на разгар рабочего дня, посетителей было мало. Юлию вместе с агентом встретил в вестибюле представительный служащий. Он провел их в небольшую приемную, где ей предложили заполнить бланк требования по цифровому счету. Юлия, не задумываясь ни на минуту, уверенно написала: 19011882. Это сочетание цифр было записано тоненьким карандашиком на обратной стороне адвокатской визитной карточки, найденной ею в московской квартире, и обнаружила она эту запись совершенно случайно, накануне вечером, когда обдумывала, как ей быть с кодом цифрового счета.
Можно было, конечно, признаться, что код утерян, напряженно размышляла она, но восстановление номера через банк было бы хлопотным делом, могло породить сомнения в легальности ее операций. Десять лет назад она не могла не зафиксировать такие важные данные, но они быстро выветрились из ее головы, когда Юлия, усыпленная и разнеженная стабильностью финансового положения семьи, отошла от деловых проблем и с головой погрузилась в женские заботы и хлопоты. Да и Алексей довольно быстро сообразил, что хорошо информированная жена, разбирающаяся в бизнесе, ему совсем ни к чему: ведь в этом случае она сможет контролировать его доходы и расходы, а главное – будет препятствовать его неуемной страсти к накоплению. Эта страсть возникла у него, когда появились большие деньги от сделок за рубежом и крупные суммы стали регулярно поступать на швейцарский счет. Алексей, разумеется, выделял деньги «на развитие семьи», на строительство, на разъезды, но истинные объемы своего капитала он тщательно скрывал не только от коллег, но и от жены.