Мужчина без чести

АlshBetta

— Ей неприятно. Она поймет, но ей неприятно! — Эдвард жмурится. Впервые после, казалось бы, двух дружелюбных, спокойных сеансов, сменивших прежние — с криками, слезами и проклятиями в адрес Пиджака, — в груди собирается горечь.

И тогда миссис Кафф начинает говорить. Ровным и успокаивающим голосом она объясняет свою точку зрения, потом, для большего подтверждения, подкрепляет его частями прежних рассказов Эдварда о жене (которые, как оказалось, все помечены на ее листике) и, в завершение, предлагает убедиться, перевернув ситуацию на себя. Попробовав встать на место девушки.

В

этот момент, наконец набравшись смелости, Эдвард и озвучивает причину, по которой пришел. После глубокого вдоха, разумеется:

— Вчера я захотел ее.

— Захотели как?..

— Как женщину.

Она не удивлена. Ожидала? В любом случае, кивает, предлагая продолжить.

— Она переодевалась, после того, как уложила Алису спать. В эту пижаму… и я открыл дверь.

…Этот глубокий вдох дается сложнее. При всем доверии, казалось бы, подтвержденном уже не раз, Эдвард почему-то чувствует себя как на первой сессии. Еще только не краснеет.

— Вы рассказали Изабелле об этом? — интересуется миссис Кафф.

Каллен нервно усмехается.

— Нет. Конечно же нет…

А сказав, вспоминает недоумение в глазах жены, когда попросил ее не обнимать его, и то, как провел всю ночь, уткнувшись лицом в подушку и лежа на животе. Благо хоть кошмара не было, хотя напоминания, конечно же, не ускользнули.

— В таком случае, для начала вам лучше откровенно поговорить.

Эдвард кусает губы.

— У нее были тяжелые роды. Я не хочу, чтобы ей снова было больно… даже если она согласится, я знаю, что ей не будет хорошо…

Он берет паузу. Он поднимает глаза на женщину.

— К тому же, я не знаю, смогу ли… если все это… если как с Пиджаком…

Он все говорит. Все свои опасения, свою боязнь. Говорит, все крепче сжимая подушку и молясь о том, чтобы прогресс, полученный за почти год сессий, чтобы рождение дочери, ставшее главной отправной точкой к выздоровлению, не пошло прахом из-за этой неожиданно возникшей проблемы. Миссис Кафф уверяла, что он строит себе опору, когда признает очевидные факты из прошлого и обсуждает их, отпуская. Но порой Эдварду кажется, что вовсе не бетон под ногами, а стекло. И от любого неверного шага…

— Я понимаю вас, — дождавшись, пока он закончит и, на всякий случай, подождав еще чуть-чуть, начинает доктор, — я понимаю вашу боязнь и ваши опасения, Эдвард. Разумеется, для вас это нелегко после всего, что было прежде, и это просто замечательно, что вы заботитесь об Изабелле. Я не могу с точностью сказать, какой крепостью обладает ваш брак и возможна ли полная асексуальность без вреда для отношений. Но, Эдвард, глядя со своей точки зрения, подкрепленной нашими разговорами с прошлых сеансов, мне кажется вполне допустимым то, что какое-то время — начиная с этого момента, например, — вам обоим будет сложно вернуться в постель. К тому же, рождение девочки отнимает много сил и времени… и это нормально. Все, что с вами происходит, нормально, закономерно.

Она ненадолго прерывается, глядя на него исчерпывающим голубым взглядом. Убеждает в том, что говорит, и дает время осмыслить, переварить услышанное.

А потом, как по невидимому сигналу,

продолжает:

— Но в любом случае, откровенный разговор — лучшее решение любой проблемы. Если обсудить вдвоем, подумать, высказаться — будет проще. Куда проще, чем вы думаете, даже если тема, как эта, интимная и сложная. Вы живете вместе больше семи лет, Эдвард. Вы знаете друг друга куда лучше, чем кто-либо. И уж тем более чем я.

— Стоит попробовать?.. — его сомнение так же очевидно, как снежное покрывало на земле в январе.

— Это будет лучшим выходом, — кивает она.

Эдвард берет совет на вооружение.

Правда, тем вечером — после встречи — молчит. Следующим — тоже. А вот в среду, как говорится, взяв быка за рога и набравшись решимости, просит Беллу поговорить. Признается…

Эдвард смаргивает, возвращаясь на поверхность, к сегодняшнему теплому и обещающему быть погожему дню, легонько и с усмешкой поцеловав жену в лоб. Она удовлетворенно мурлычет, вернув ему поцелуй, а затем щекочет дочку. С невыразимой любовью смотрит на воодушевляющую улыбку на детском личике и то, как поблескивают серые глаза. Наслаждается тем, что очередная маленькая мечта сбылась. Алиса и правда Сероглазик.

…В ту ночь, десятого августа, кажется, Эдвард ощутил, насколько сильно на самом деле Белла его любит. И насколько сильно он сам любит ее.

Поцелуи за все прежние годы брака никогда не были более нежными и робкими. Касания, мягко начавшиеся с лица, а потом, потихоньку, оценивая реакцию, спускающиеся ниже, задевали те уголки сознания, которые прежде не были открыты… а когда Белла, закончив с раздеванием, начала шептать ему на ухо слова о красоте, мужественности и наслаждении, принятое решение перестало казаться страшным, а проблема — нерешаемой.

Эдвард отпустил себя. Задохнувшись, когда простыни стали ощущаться всей поверхностью обнаженного тела, отпустил.

И пусть в тот вечер вспыхнувшее воспоминание заставило отступить, прекратить начатое, решиться на вторую попытку было уже куда проще.

Тринадцатого августа. Тринадцатого, когда Белла, получив разрешение, поцеловала его… ниже талии. Когда, выражая всю нежность, заботу и любовь, соблазнительно улыбалась, чертя линии по всему телу. Когда с обожанием улыбнулась, доведя мужа до последней грани…

А следующим вечером улыбался уже сам Эдвард, наблюдая полуприкрытые глаза жены и глядя на то, как она кусает губы, беспомощна ища опору среди голубых простыней, перебирая их руками.

Их семейная жизнь восстанавливалась около месяца, долгое время состоя лишь из поцелуев и касаний, но оттого не терявшая всей великолепности результата, пусть и наполненного ожиданием.

А ожидание, как принято считать, вознаграждается, что и было, в конце концов, в сентябре подтверждено.

Тем вечером, как Эдварду показалось, он раз и навсегда, окончательно, до точности в девяносто девять и девять десятых процента, закрепил веру в сущность антуриума. В Мужскую — свою сущность. И больше ни он, ни Белла не боялись причинить друг другу боль, к чертям разворачивая брачное ложе. Той ночью Алисе пришлось поспать в гостиной…