Мужчина в окне напротив
Шрифт:
Читала она быстро, запоем, и за первые же каникулы ухитрилась проглотить добрых полтора десятка книг. Но этого Ире показалось мало, хотелось читать еще и еще. Однако дома это как-то не получалось, школа с ее ненавистной продленкой отнимала слишком много времени. Иришка еле дождалась следующих каникул, чтобы вновь окунуться в долгожданный волшебный мир. К четвертому классу она уже перечитала все детские книги в фонде и потихоньку принялась за взрослую литературу. Сначала выбирала интуитивно, по яркой обложке, по понравившемуся названию или по рекомендациям взрослых. Самыми любимыми ее произведениями были и оставались сказки, но с течением времени не меньший интерес стали вызывать романы о любви. Годам к четырнадцати Ира после Грина, Фраермана, Гайдара с упоением прочитала Дюма и Мопассана, Майна Рида, Эдгара По, открыв для себя новый источник мечтаний и фантазий.
Так продолжалось из года в год, все каникулы, кроме
Ира очень любила дачу. Еще бы, ведь с этим местом были связаны чуть ли не все самые лучшие ее воспоминания, яркие солнечные картинки безоблачного детства, проведенного в этом саду с дедушкой и бабушкой. После бабушкиной смерти участок сильно изменился, огород, которым некому было заниматься, зарос бурьяном, садовых цветов, когда-то радовавших взгляд с весны до поздней осени, не стало, на смену им пришли лишь дикорастущие, полевые. От былой садовой роскоши остались лишь кусты малины, смородины и крыжовника, растущие вдоль забора, да фруктовые деревья, из года в год покрывавшиеся в мае белой цветущей пеленой, которая напоминала Ире пенки на бабушкином варенье, а в августе склонявшие чуть не до земли ветки, отягощенные налитыми яблоками или крупными, с хорошее куриное яйцо, сливами. Но эти перемены не огорчали Иринку, даже наоборот – ведь теперь можно было бегать, где хочешь, не боясь наступить на грядку или сломать мячом цветок, а буйные заросли травы и кустов так хорошо подходили для разных интересных игр!.. Именно в саду, где-нибудь под старой березой или за сараем лучше всего сочинялись захватывающие таинственные истории. Приехав в Москву, Ира торопилась поделиться ими с одноклассниками и приятелями по двору, а те, буквально разинув рты от удивления, слушали, как при строительстве соседнего дома был найден клад – целый сундук старинных монет; как живет на окраине поселка, в ветхом домишке у самого леса настоящая колдунья, которая умеет оборачиваться черной кошкой и летать по воздуху, поднимаясь до самых верхушек деревьев; и как появляется в лунные ночи на берегу пруда бледный призрак белокурой красавицы, лет двадцать назад утопившейся здесь от несчастной любви к знаменитому актеру.
Неудивительно, что при такой фантазии и такой страсти к чтению Ира Боброва была лучшей ученицей по литературе в своем классе, а то и во всей школе. Постоянно пробегая глазами по строчкам, девочка невольно обучалась грамматике, запоминая правильность написания слов и расстановки запятых, поэтому по русскому языку у нее тоже всегда были пятерки. Знания, почерпнутые из книг, нередко помогали и в других предметах, например истории или географии. Когда Ира выходила к доске отвечать по «устным» предметам, ее с удовольствием слушали и одноклассники, и учителя. А вот с точными науками дело обстояло похуже. Круглой отличницей и любимицей всех учителей Ира была только в своих мечтах, которыми охотно делилась с дачными подружками. На самом же деле по математике, физике и химии в ее дневнике всегда стояло твердое «три». Впрочем, ни сама Ира, ни ее мама из-за этого не переживали. «Я сама всегда была стопроцентным гуманитарием, – отмахивалась Александра. – Ира пошла в меня, а не в отца, ничего удивительного».
Саша была права – у дочери действительно было много общего с ней, и чем старше становилась Иришка, тем это сходство делалось заметнее. Особенно сближала маму и дочку общая любовь к кино и театру. В юности Саша мечтала о карьере актрисы и потом всю жизнь жалела, что не пошла по этому пути. Ира с шестого класса начала посещать театральную студию Дворца пионеров на Ленинских горах и не расставалась с ней несколько лет.
Яркой внешностью, необходимой для главных героинь, Ира никогда не обладала, но это оказалось даже и к лучшему. Ей доставались пусть и второстепенные, но характерные роли, в которых особенно проявлялись способности юной исполнительницы. В этой студии не только ставили спектакли, как это бывает в обычных детских драмкружках, почему-то питающих склонность к постановке из года в год одних и тех же пьес вроде «Золушки» и «Снежной королевы» Шварца или «Кошкиного дома» Маршака. Студия Дворца пионеров действительно была настоящей учебной студией, там преподавали профессиональные педагоги, которые обучали ребят основам актерского мастерства, сценического движения, сценической речи и даже драматургии. Увлеченная Иринка с упоением постигала театральную науку, а Александра любовалась выступавшей на сцене дочкой и грезила о том, что пройдет еще каких-то лет десять – и та станет знаменитой актрисой, настоящей кинозвездой. Ира тоже всей душой верила в подобное развитие событий, а в ожидании врала подружкам, какой интересной жизнью живет их театральная студия. Якобы на прошлое занятие к ним приезжали «гардемарины» в полном составе, сегодня их репетицию снимало телевидение, а летом спектакль «Второе апреля» поедет на гастроли за границу, только пока еще не решено куда – во Францию или в Италию.
Как известно, подростковый возраст – это сезон буйного цветения комплексов. Немного найдется на свете юных существ, которые в эти годы не придумают себе какого-нибудь переживания и не заморочатся, как сейчас принято говорить, по этому поводу. Не стала исключением и Иринка. Вертясь перед большим зеркалом в прихожей, она с ног до головы детально изучала себя и весьма критически оценивала увиденное: «Я уродина. Глаза навыкате, нос картошкой, волосы тусклые и некрасивые. А сама толстая и неуклюжая, как бочка. Неудивительно, что мальчишки смеются надо мной…» Ей было и невдомек, что внимание мальчишек вызвано совсем не уродством, а прямо наоборот – у Иры Бобровой одной из первых в классе оформилась фигура, появилась грудь, а немного пышные бедра еще больше подчеркивали тонкость талии. Однако Иришка совсем не считала все это достоинством, постоянно сравнивала себя с моделями из журналов и вскоре действительно убедила себя, что очень некрасива. А поверив в это, сделалась стеснительной и неловкой. Только в собственных мечтах, да еще на сцене она забывала о своей застенчивости, мгновенно преображалась и расцветала. Но стоило закончиться спектаклю и отгреметь аплодисментам, она вновь становилась собой, не знала, куда деть глаза и руки, стыдилась своей мнимой полноты и слова не могла сказать, не покраснев.
И как большинство фантазерок, с ранних лет она была очень увлекающейся и влюбчивой, причем выбирала в качестве адресата своей нежной страсти объекты исключительно заоблачные и недосягаемые: актеров, певцов, персонажей фильмов и книг… В крайнем случае, десятиклассника, первого красавца школы, чья великолепная игра на гитаре была гвоздем всех праздничных концертов. Сама Иринка на тот момент была всего лишь в пятом, и, конечно, парень, в которого она была влюблена, ее даже не замечал. Подрастая, Ира все больше мечтала о любви, и в то же время все яростнее убеждала себя, что «никогда и никому на свете не сможет понравиться», раз она «такая страшная». Но жизнь, разумеется, все повернула по-своему.
Первая настоящая случилась у нее все на той же даче в Заветах Ильича. Ире исполнилось четырнадцать лет, она как-то резко выросла и окончательно оформилась. Незнакомые люди на улице уже обращались к ней не «девочка», а «девушка», и это необычайно льстило ее самолюбию. Выбрав с маминой помощью подходящую прическу, Ира удачно постриглась, приобрела несколько обновок, главной из которых стали джинсы, хоть и польские, но по виду не отличимые от фирменных, и отправилась на дачу с каким-то смутным, но весьма приятным чувством в душе, напоминающим то ли непонятное волнение, то ли туманное предчувствие чего-то незнакомого, но обязательно очень хорошего.
В то лето… О, что это за чудесные слова – «то лето»! Сколько романтики, счастья и нежной грусти они в себе таят!.. Яркое солнце и безоблачное небо по утрам; полуденный зной, от которого, кажется, все плавится и тает вокруг, и сосны плачут ароматной смолой; горьковато-сладкий вкус раздавленной в ладонях земляники; пение птиц; студеная, до боли в висках, вода из колодца; теплая мгла вечеров, как по волшебству окутывающая знакомые предметы и лица покровом неведомой тайны, яркие звезды, словно дырочки в бархате ночного неба… Никогда потом звезды не бывают такими крупными, а вода такой вкусной. И деревья так не шумят, и птицы так не поют. Так могло быть только в то лето, лето первой любви. Невероятной, головокружительной, сумасшедшей… И несчастливой, потому что «на то она и первая любовь, чтоб ей не быть особенно удачной».
Эти стихи вместе с другими любимыми стихотворениями и песнями, Ира аккуратно записала в тетрадку за девяносто шесть копеек – толстую, большого формата, с синей обложкой из клеенки. Подобные тетрадки лучше всего годились для девчачьих «песенников», поскольку на одной странице стихотворение или песня помещались целиком, и еще оставалось место для рисунков или вырезанных из журналов картинок. Собирая свои вещи, Ира отвела новенькому песеннику достойное место между романом «Анжелика и султан» и сборником поэзии Эдуарда Асадова, и поспешила на дачу к старым друзьям.