Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
— Правда, что ль? Одних петушков, говоришь? — не поверил Инман. — Вот этим?
И показал на зачехленное ружье Чарли, двенадцатого калибра, притороченное к седлу. Крупная дробь разлеталась совсем недалеко, а у перепелок отличить самца от самки можно только по небольшому белому пятну на шейке.
— Ну да, — усмехнулся Чарли, — и запомни: я сказал это в самом начале, мы и стрелять-то еще не начали.
— Вона как… А я тебе знаешь что скажу? — ответил Инман. — Спорим, не попадешь? Сотню ставлю!
— Фору дашь?
— Фору? Какую еще тебе фору? Сам начал похваляться! Знаешь, есть такая старая поговорка: «Как борт фургона опускается, так трескотня кончается».
— Ладно-ладно, — согласился Чарли, — сотня по первой же стае, смотря кто промажет. Ну что, квиты?
Он потянулся; оба охотника ударили по рукам. И тут же Чарли пожалел о пари. «Деньги ведь на кону, деньги!» В голове закопошилась тревожная мысль. «„ГранПланнерсБанк“! „Крокер Групп“! Долги! Масса долгов!» Но ведь крупным застройщикам вроде него не привыкать жить с долгами. Это ведь нормальное состояние. Как будто жабры вырастают и начинаешь свободно плавать в этой воде. Чарли еще раз глубоко вдохнул, чтобы погасить прилив панического ужаса,
Чарли гордился своей мощной шеей, широкими плечами, заметно выступающими предплечьями, но больше всего гордился спиной. Работники в Терпмтине звали его «кэп Чарли» — в честь одного капитана, Чарли Крокера, ходившего на рыбацкой шхуне по озеру Семинол лет сто назад. Капитан слыл личностью незаурядной, вроде Пекоса Билла, легендарного ковбоя Дикого Запада; у него были светлые курчавые волосы. Если верить местным преданиям, прославили этого силача подвиги, демонстрировавшие невероятную физическую силу. Про капитана даже сочинили песенку, и кое-кто из стариков помнил ее:
Чарли Крокер был мужчина хоть куда. Спина у него, как у джерсийского быка. Не любил он окру, не любил овес. А любил девчонку без волос. Чарли Крокер! Чарли Крокер! Чарли Крокер!Чарли так и не удалось выяснить, существовал ли этот капитан на самом деле. Но идея ему понравилась; он частенько думал про себя: «А ведь спина у меня и вправду, как у джерсийского быка!» В молодости Чарли был звездой футбольной сборной Технологического института Джорджии; как-то во время игры он получил травму правого колена. А три года назад развился артрит. Однако Чарли не связывал болезнь с возрастом, считая ее почетным боевым ранением. Привезенная из Теннесси лошадь, на которой он сейчас ехал, нравилась ему еще и своим ровным ходом — когда она шла рысью, не приходилось подпрыгивать вверх-вниз, сгибая колени. Такую тряску он вряд ли бы выдержал.
Впереди, на еще одной лошади из конюшен Чарли, ехал Моузби, егерь и доезжачий. Он подавал собакам команды особым свистом, низким и долгим, идущим из самой гортани. Чарли держал двух первоклассных пойнтеров, Королевского Хлыста и Графского Кнута; один сейчас как раз рыскал по золотистому морю осоки, выискивая перепелиные выводки.
Оба всадника, Чарли и Инман, какое-то время ехали молча, слушая скрип фургонов, постукивание копыт мулов, всхрапы лошадей под остальными всадниками; они ждали сигнала от Моузби. Один фургон служил псарней на колесах — в нем стояли клетки с еще тремя парами пойнтеров, сменявших друг друга в непрерывном поиске. Везли и двух золотистых ретриверов одного помета — Рональда и Роланда. Фургон тянули ламанчские мулы в хомутах, украшенных медными шишками и в шипованной сбруе; правили мулами двое работников Чарли, псари, оба негры, облаченные в прочные желтые спецовки. Рядом с фургоном катила деревянная повозка, снабженная амортизаторами и пневматическими шинами, обитая внутри дорогой рыжевато-коричневой кожей, как в салоне «мерседеса». Еще двое черных работников Чарли в желтых спецовках правили мулами и подавали еду и напитки из холодильной камеры, встроенной в задней части повозки. На кожаных сиденьях расположились гости Чарли, не принимавшие непосредственного участия в охоте: Эллен, жена Инмана, почти ровесница своего мужа — она уже не ездила верхом, — Бетти и Холберт Моррисси, а также Турстон и Синди Стэннарды. Сам Чарли никогда бы не пересел в повозку, однако внимание публики ему льстило. Неподалеку ехали двое конных сопровождающих — негры все в тех же желтых спецовках, — чьей основной задачей было держать под уздцы лошадей стрелков, а также Серены и ее спутницы Элизабет, восемнадцатилетней дочери Эллен и Инмана, если те изволят спешиться.
Чарли вдруг заметил, что Серена и Элизабет, ехавшие бок о бок, отдалились ярдов на шестьдесят. Его охватила смутная досада. На обеих были костюмы цвета хаки — такая же неотъемлемая деталь перепелиной охоты на джорджийской плантации, как и твид у шотландцев, стреляющих по куропаткам; обе сидели в седлах как влитые. Приблизившись друг к другу, девушки увлеченно болтали, то и дело сдерживая готовый вырваться смех. Чарли показалось, что в это утро их четверка — он с Сереной, Инман и Элизабет — как-то особенно сдружилась. Достаточно было бросить один только взгляд на густую, непослушную копну черных волос Серены, на ее огромные, цвета синего вьюнка глаза, которые так выделялись на лице, чтобы заметить, что она еще очень молода. Моложе супруга почти в два раза! И, вне всяких сомнений, вторая жена. Серена явно предпочитала общество юной Элизабет обществу ее матери Эллен, Бетти Моррисси, Синди Стэннард или кого-либо еще из гостей. Эта Элизабет и сама была очень даже аппетитной штучкой: бледная кожа, роскошная грива светло-каштановых волос, большие чувственные губы, грудь, которую девушка умудрялась демонстрировать даже под охотничьей курткой… Чарли отчитал себя за такие мысли о восемнадцатилетней дочери друга, но как тут устоишь: брюки так плотно облегают ее бедра — и спереди, и сзади. Интересно, что думает о Серене Эллен, которой та в дочери годится? Что думает Эллен, которая была так дружна с Мартой?
Чарли глубоко вдохнул, заставив себя выкинуть из головы и Марту, и все остальное.
С повозки раздался низкий голос одного из погонщиков:
— Первый вызывает базу… Первый вызывает базу…
Под сиденьем погонщика размещался радиопередатчик. «Базой» именовалось помещение неподалеку от Главного Дома, где находился смотритель плантации. «Первый»… Чарли надеялся, что Инман, Эллен, чета Моррисси и Стэннарды отметили про себя, что он, Чарли, выслал в это утро целых четыре отряда — первый, второй, третий и четвертый — в каждом из которых имелись стрелки, гости, повозка, фургон с собаками, доезжачий, сопровождающие… Все на огромной плантации Терпмтин было поставлено на широкую ногу. Обычно исходили из такого расчета: чтобы раз в неделю, в течение всего сезона, длившегося со Дня Благодарения [1] и до конца февраля, выезжать
1
Четвертый четверг ноября. (Здесь и далее примечания переводчика.)
Чарли хотелось рассказать обо всем этом Инману, но прямо ведь не скажешь, только выставишь себя на посмешище. Поэтому он решил подойти с другой стороны.
— Инман, — начал Чарли, — а я тебе, случаем, не рассказывал, что мой папаша одно время работал на этой земле?
— Вот как? Когда же?
— Да давненько, я тогда еще мальцом был, лет десяти.
— И чем он занимался?
У Чарли вырвался смешок:
— Да ничем, сдается мне. Он и пробыл-то здесь всего месячишко-другой. Обошел половину плантаций к югу от Олбани, да только нигде долго не задержался.
Инман промолчал; Чарли, вглядываясь в лицо собеседника, так и не понял, что тот думает на сей счет. Может, Инману было неловко слышать о босяцком происхождении семейства Крокеров? Ведь сам он — выходец из «старой» Атланты. Хотя… «старая» Атланта — понятие весьма условное. Она никогда не считалась «старым добрым Югом», не то что Саванна, Чарльстон или Ричмонд, где богатство происходило от земельных угодий. Атланта возникла у железной дороги, ставшей источником ее процветания. Она выросла на пустом месте полтора столетия назад; деньги здесь делались исключительно на перепродажах. За свою историю город успел дважды сменить название. Первоначально поселение называли Терминалом — по конечной станции, проходившей рядом с новой железной дорогой. Потом — Мартасвилем, в честь Марты, жены губернатора. И лишь затем переименовали в Атланту, по названию Западной Атлантической железной дороги, самонадеянно полагая, что ветка, соединяющая город с Саванной на побережье Атлантического океана, придаст Атланте статус порта. И все же Чарли не мог не признать, что Армхольстеры входили в число лучших семейств Атланты, чье богатство росло вместе с самим городом. Армхольстер-отец основал фармацевтическую компанию еще в те стародавние времена, когда отрасль только-только развивалась, а уж сын превратил компанию в промышленный конгломерат «Армакско». Хотел бы Чарли очутиться на месте Инмана… «Армакско» — огромное предприятие, оно объединяет в себе столько разнородных компаний и так прочно стоит на ногах, что ему не страшны никакие экономические спады. Инман, подобно сказочному Рипу Ван Винклю, мог бы проспать хоть двадцать лет, а его «Армакско» работало бы как часы, неизменно давая прибыль. Хотя Инман вовсе не стремился отойти от дел. Наоборот, охотно присутствовал на заседаниях правления, произносил речи на банкетах, ему льстили все эти реверансы в сторону «Инмана Армхольстера, великого филантропа», он с удовольствием совершал приятные путешествия на север Италии, юг Франции и бог знает куда еще на принадлежавшем «Армакско» «Фолкэне-900»; стоило только Инману щелкнуть пальцами, как подчиненные вокруг начинали суетиться, и ему это нравилось. Имея такую мощную корпорацию, Инман мог восседать на своем троне столько, сколько заблагорассудится, пока не дожует последнюю отпущенную господом порцию барашка в мятном желе. В то время как он, Чарли, вынужден работать сразу за нескольких. Что называется, один в поле воин! Приходится уламывать буквально каждого. И все держится на его собственном авторитете! Прежде чем доверить ему, Чарли, огромные кредиты, клиенты должны поверить. И поверить… в него лично! Должны увидеть в нем гения, которому все под силу и у которого не бывает осечек. Это должна быть не просто его компания, а его, снова его и только его! Кажется, он, Чарли, оступился, слишком возомнил о себе… Зачем понадобилось возводить высотку в округе Чероки, венчать ее башней в сорок этажей, да еще и называть собственным именем? Подумать только — «Крокер Групп»! До сих пор никто из застройщиков Атланты не решался обнаружить столько самомнения, неважно, было оно у них или нет. И теперь эта дылда торчит наполовину пустая и лишь напрасно выкачивает деньги.
Тревожная мысль молнией обожгла мозг. Нет, только не здесь… только не в Терпмтине… не в такое превосходное утро, когда самое время охотиться на перепелов. И Чарли снова заговорил об отце:
— Тогда, Инман, мир был совсем другим. Вот как-то в субботу вечерком у охотничьего домика…
И умолк на полуслове. Ехавший впереди доезжачий Моузби остановился, глянул назад и приподнял шапку. Это было условным сигналом. Над осокой прокатился его низкий голос:
— Сто-о-йка!
Все увидели, как в классической стойке пойнтера, вытянув нос и приподняв хвост, замер Кнут — учуял в осоке перепелиный выводок. Позади Моузби встал Хлыст, приняв точно такую же стойку, развернувшись в ту же сторону.