Мужчина, женщина, ребенок (др. перевод)

Сигал Эрик

– Мм-м… как раз в Бостоне. У кого-то в гостях.

Глаза мальчика блеснули.

– Она вам понравилась?

Что ему следовало отвечать?

– Она была очень милая.

– Она была очень хороший доктор, – прибавил мальчик. – Мы могли бы жить в Париже, но она предпочитала юг.

– Я знаю, – сказал Боб. И вдруг ему пришло в голову, что эти два слова могли слишком многое обнаружить.

Но мальчик промолчал и только спустя некоторое время сказал:

– Мы иногда путешествовали, maman

и я. На Пасху мы были в Швейцарии, и она обещала, что в следующем году я мог бы начать учиться кататься на лыжах.

Что бы такое ему сказать, подумал Боб.

– Ты бы и теперь мог брать уроки.

– Теперь я не хочу.

Жизнь продолжается, чуть было не сказал Боб. Как глупо было бы сказать такое одинокому ребенку.

Они сидели молча. Боб допил пиво и хотел взять еще банку, но не мог оставить ребенка одного.

– Вы знали моего отца?

Хотя Боб и знал, что этого вопроса следовало ожидать, по спине у него пробежал холодок. Что было ребенку на самом деле известно? Николь или Луи..?

– Вы его знали, Боб?

Боб все еще не был уверен, что ему отвечать.

– А… что мать говорила тебе о нем?

Он собирался с духом, чтобы услышать ответ.

– Что он был женат на какой-то другой женщине.

– И? – Сердце у Боба отчаянно колотилось.

– Что она любила его. Что они любили друг друга и решили завести меня. Но он, конечно, не мог остаться во Франции.

– Говорила тебе она когда-нибудь, кто он был.

– Нет. Но у меня есть своя собственная идея.

– Что?

– Я думаю, он, вероятно, был англичанин.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что если бы он был итальянец, она заставила бы меня учить итальянский, чтобы я мог когда-нибудь с ним разговаривать.

Следующая мысль смутила Боба. В эти ранние утренние часы осмотрительность ему изменила, и он сказал себе: как логично он рассуждает, прямо как я.

Мальчик грустно продолжал:

– Я всегда надеялся, что когда вырасту, мама, может быть…

– Расскажет тебе о нем?

– Да. Но теперь она умерла.

В первый раз со времени своего приезда он упомянул о смерти матери. И от собственных слов мальчик расплакался.

Беззвучные рыдания сотрясали его маленькое тело.

Бобу стало до боли в сердце жаль его. Ему захотелось обнять ребенка и взять на руки.

Наконец, он так и сделал.

Мальчик реагировал мгновенно. Он обнял Боба за шею и прижался к нему.

– Maman, – шептал он, плача.

– Я понимаю, – сказал Боб, покачивая его, – я понимаю.

Они крепко держались друг за друга, никак не желая оторваться. Но их объятье было прервано.

– Боб?

Сонная Шила стояла на первой ступеньке. Бобу показалось, что в глазах жены отразилось его предательство. Он медленно поставил мальчика на ноги.

– Шила, с тобой все в порядке?

Она была слегка одурманена снотворным.

– Я проснулась, а тебя нет, – сказала она тупо.

– Я не мог заснуть. Когда я спустился, Жан-Клод сидел здесь.

– О, – сказала она хрипло.

– Теперь мы все ляжем спать, – быстро сказал Боб.

– Хорошо, – сказала она. – Я просто немного забеспокоилась.

Шила повернулась и пошла наверх. Боб следил за ней глазами, пока жена не скрылась. На мгновение он забыл о ребенке. Все его эмоции сосредоточились на том, что могла думать и чувствовать жена.

Потом что-то коснулось его руки. Мужчина опустил глаза.

– Боб, – сказал мальчик. – Я думаю, я пойду спать.

– Хорошо. Прекрасная мысль. – Боб наклонился, и мальчик снова его обнял.

Боб был слишком в смятении, чтобы отвечать ему.

11

– Шила, дорогая, какой чудесный сюрприз! А я думала, ты застряла на Кейпе на целый месяц.

– Спасибо. Ты – самое лучше, что случилось с моим самолюбием на этой неделе.

– Милочка, повышать самолюбие это моя специальность.

Ну, не совсем чтобы так. Бывшая однокурсница Шилы была теперь Марго Фултон Эндрьюс Бедфорд ван Ностранд. Она сидела, попивая мартини, во дворике «Харвеста», нового ресторана за театром Брэттла, где ежедневно завтракала в полдень.

– Это мне? – спросила Шила, указывая на стоявший перед ней стакан томатного сока.

– Да. Твой обычный.

– Я думаю, сегодня я бы хотела добавить спиртного.

– Отлично, – сказала Марго и подозвала Перри. – Лишим его непорочности.

Он кивнул и пошел за стаканчиком водки.

– Ну, как Боб и девочки?

– Прекрасно. Все шлют привет, – отвечала Шила. На самом деле она сказала детям, что у нее дела в издательстве. А Бобу вообще ничего не сказала. – А как Хэл?

– Перефразируя Гертруду Стайн, Хэл – это Хэл и таким навсегда останется. Поэтому я за него и вышла. Не рискуешь получить сюрприз.

– А как галерея?

– Жуть, – усмехнулась Марго. – Я хочу сказать, каждую неделю все успешнее. Хэл поражается. Он думал, что это просто мой каприз, и я слишком легкомысленна, ничего более, чем хорошенькое личико. Теперь он говорит, что у меня деловые качества лучше, чем у него. А почему ты вообще в Кембридже? Разве ты не в отпуске?

– Да. Но у меня были кое-какие дела. Может быть, мы теперь сделаем заказ, пока не набралось слишком много народу?

– Милая, ты же знаешь, я всегда выбираю их особые блюда. Это избавляет от необходимости вести лишние разговоры с Перри. Ты заметила, он немного влюблен в меня? Я и тебе заказала то же самое.