Мужчины Мадлен
Шрифт:
– Между прочим, – сказал лукаво молодой человек, откидывая хвостище за плечи, – я не парюсь из-за своих параметров. Частенько моя субтильность очень сильно меня выручает в работе. Например, я в женскую одежду неоднократно переодевался и даже некоторым мужичкам удачно компостировал мозги, они потом долго по моей Майе (так меня зовут в женской ипостаси) сохли.
– Мозги? – лукаво спросила Алёна.
– Мужики! – засмеялся сосед.
– Интересный вы персонаж, – задумчиво протянула наша героиня. – Я бы про вас романчик написала. Но, наверное, вам внимание провинциальной писательницы не слишком-то лестно?
– Какая ж вы провинциальная, если вас «Глобус» в таких масштабах печатает? – удивился парень. – Вы столичная писательница, дело-то не в прописке. Мне ваше внимание весьма лестно, можете не сомневаться. Меня еще никто интересным персонажем не называл. Так что ежели понадоблюсь – в качестве персонажа или в какой-то затруднительной ситуации – звоните, прошу!
И он протянул Алёне визитку, на которой было написано крупными буквами: НЕТ ПРОБЛЕМ! А внизу помельче: Егор Рыжов. И телефон.
– Это вы – Егор Рыжов? – удивилась Алёна, отдавая ему, как и положено вежливой даме, свою визитку. – Вас зовут Егором?!
Сосед расхохотался. Он понял Алёну с полузвука. С его внешностью ему называться бы Амедео, условно говоря, Модильяни или, к примеру, Ромео, не менее условно говоря, Монтекки, а он – Егор!
– Не идет мне имя? Правильно. Ну и ладно, имена многим не идут. Вам тоже имя Алёна никак, на мой взгляд, не подходит.
– Вот еще! – обиделась она. – А какое имя мне подходит, интересно?
– Елена, – сказал молодой человек очень серьезно. – С одним общепринятым эпитетом… Понимаете, с каким?
И тут по громкой связи объявили, что пассажиры могут покинуть самолет. Все похватали свою ручную кладь и потекли к выходу, толчея разделила Алёну и Егора, так что немного смущающий, но, безусловно, приятный для нашей героини разговор воленс-ноленс прекратился.
Визитку Егора она сунула в карман плаща и отправилась получать багаж.
А на тех листочках было написано:
Париж – гарем,И каждый в нем султан – мужчина каждый!Мы же – одалиски,Покорно ожидающие ночи.Кого сегодня позовет на ложеВластитель наших тел,Недр наших усладитель?Кому уронит на плечоПлаток свой, словно даст билетВ «Illusion»,Где cin'ema о счастье и любвиНас будет тешить с вечера до утра,Пока Заря, как contr^oleur суровый,Не разгонитИгру самозабвенную теней,Не включит злое солнце,Заставив нас зажмуриться,Взор внутрь себя направив.…Днем мы – жалкий бисер,Лишь ночью мы – брильянты,И каждая на прочих непохожа!Кто оказывался в такой ситуации, в какую попала Алёна, тот знает, насколько сложна задача найти среди гор багажа один чемодан на колесиках. Строго говоря, аэропортовским грузчикам пришлось искать два чемодана, потому что вместе с Алёной в Нижнем оставалась еще одна женщина. Ей предстояло добираться до Казани, она вполне успевала на вечерний поезд и, как писательница Дмитриева, была вполне довольна ситуацией: от Нижнего до Казани ночь езды.
Алёна и казанская жительница коротали время в багажном отсеке, а через пластиковую перегородку на них с любопытством поглядывали пассажиры, ожидавшие отправки рейсом Люфтганзы до Франкфурта. Совсем рядом с перегородкой стояла невысокая, малость коротконогая, плотненькая и очень соблазнительная именно этой своей тугой плотностью девушка с длинными черными волосами. Она была весьма тщательно одета: ну прямо костюмчик льняной, ну прямо бижутерия, ну прямо сумка ах и ох, ну прямо босоножки… Отчего-то при взгляде на ее безупречный туалет Алёна, которая всегда была чрезвычайно горазда на цитаты, вспомнила разговор Дебрэ и Шато-Рено из «Графа Монте-Кристо»: «Его костюм отлично сшит и совсем новый». – «Именно это мне и не нравится. У этого господина такой вид, будто он сегодня в первый раз оделся».
А впрочем, наша героиня придиралась, конечно, как всегда женщина придирается к другой женщине, если та одета эффектнее.
– Правду говорят, что в Шереметьеве бомба? – спросила брюнеточка Алёну, приблизив губы к щели в пластиковых щитах перегородки.
– Бомба? – в ужасе взвизгнула казанская жительница.
– Впервые слышу, – соврала Алёна, едва подавляя усмешку. И подумала: «Интересно, а как называть ее коротко? Казанка? Казанчанка? Казанчистка?» Подавлять усмешку стало значительно труднее.
– А вы откуда летели? – интересовалась общительная брюнетка.
– Из Парижа.
Девушка подняла брови, критически оглядела Алёну, потом – с нескрываемой жалостью – казанскую жительницу и отвернулась.
– Она что, думает, в Париже все у Кардена одеваются? – обиженно пробурчала жительница Казани, которой Алёна так и не смогла придумать краткого названия.
– Сразу видно, что девчонка никогда не была в Париже! – поддакнула Алёна, и обе дамы снисходительно и не без презрения посмотрели на брюнетку, которая была слишком хорошо одета, чтобы выглядеть стильной, небрежной и по-парижски элегантной. Не то что они!
Известное дело, сам себя не похвалишь…
Тут привезли багаж, и неприятная брюнетка была забыта.
Алёна взяла чемодан и покатила его к дверям. Она давно не бывала в аэропорту родного города, летала только из Москвы и сейчас изрядно удивилась и количеству свободных машин, и ценам, которые запрашивали водилы. Ну прямо московские цены, честное слово! То есть – грабительские. Семьсот рублей в верхнюю часть Нижнего! Да это что ж такое вообще?!
Алёна увидела, что казанская дама оказалась очень проворна, мигом сориентировалась и уже садится в автолайн, идущий прямиком до железнодорожного вокзала. Повезло. А вот в верхнюю часть города, куда надо писательнице Дмитриевой, общественный транспорт, кажется, не предусмотрен… А если и предусмотрен, в обозримом пространстве его нет. Что делать? Ждать? Брать такси? Но цены…
На самом деле деньги у Алёны были. Евро кончились, а русские остались – аж десять тысяч наличными. Она же думала, что ей придется полдня провести в Москве, а столица, знаете ли, обладает редкостной способностью потрошить карманы. Поэтому наша героиня всегда старалась оказаться там финансово защищенной. То есть сейчас она вполне могла себе позволить взять бомбилу…
«В конце концов, – пожала Алёна плечами, – деньги – это средство, а не цель. И созданы для того, чтобы оплачивать мои удобства и удовольствия. То есть служат мне, а не наоборот!»