Мужчины не ее жизни
Шрифт:
— Тебе пора уходить, — напомнила ему Рут.
Она была совершенно не готова к тому, что он ударит ее. Имея дело с левшами, всегда нужно быть готовым к неожиданностям.
Скотт ударил ее только раз, но удар был основательный. Одну секунду он держался за свое левое ухо левой рукой, потом поднялся с кровати лицом к Рут. Он ударил ее несогнутой левой рукой по правой скуле, и она даже не заметила его движения. Лежа на ковре приблизительно в том месте, где раньше лежал чемодан Ханны, Рут поняла, что Ханна опять оказалась права: хоть Рут и казалось, что она способна почувствовать склонность мужчины к насилию над женщиной уже при первом свидании, ее интуиция в этом отношении была далека от идеала.
Прежде чем попытаться двинуться, Рут дождалась, пока комната перестанет кружиться у нее перед глазами. И опять ей показалось, что у нее кровотечение, но это была та же смазка с левой руки Скотта, которой тот ухватился за свое левое ухо.
Она лежала в положении плода — подтянув колени к подбородку. Кожа на правой щеке у нее, казалось, была натянута слишком плотно, и она чувствовала неестественное тепло у себя на лице. Она моргнула и увидела звезды, но когда снова открыла глаза, звезды через несколько секунд исчезли.
Она снова была заперта в стенном шкафу. Ей не было так страшно с самого ее детства. Она не видела Скотта Сондерса, но обратилась к нему.
— Я тебе принесу твою одежду, — сказала она. — Она все еще в сушилке.
— Я сам знаю, где сушилка, — мрачно сказал он.
Она словно не владела собственным телом — лежа на полу, она видела, как он перешагнул через нее, услышала, как заскрипели ступеньки у него под ногами.
Когда она встала, ее повело, но она сохранила равновесие; ощущение, что ее сейчас вырвет, сохранилось дольше. Она понесла свою тошноту вниз по лестнице, а там прямо через столовую прошла на темную террасу. Прохладный ночной воздух быстро привел ее в себя.
«Бабье лето закончилось», — подумала она, погрузив носок ноги в воду бассейна; шелковистая, мягкая вода была теплее воздуха.
Попозже она войдет в бассейн, но сейчас ей не хотелось оставаться нагишом. На настиле рядом с душевой кабиной она нашла свою старую одежду для сквоша, влажную от холодного пота и росы, — от футболки ее пробрала дрожь. Она не стала надевать трусики, бюстгальтер или носки. Футболки, шортов и кед будет достаточно. Она потянула свое ноющее правое плечо. Ее плеча тоже будет достаточно.
Ракетка Скотта Сондерса стояла — ручкой вверх, сеткой вниз, — прислоненная к кабине душа. Для нее эта ракетка была тяжеловата, да и пальцы ее едва обхватывали ручку. Но она же не собирается играть этой ракеткой целый матч. Все будет отлично, подумала Рут, возвращаясь в дом.
Скотта она нашла в прачечной. Он даже не удосужился надеть трусы. Он натянул на себя шорты, засунул трусы в правый передний карман, носки затолкал в левый, потом надел туфли, но зашнуровывать их не стал. Он натягивал через голову футболку, когда Рут подловила его низким задним ударом по правой коленке. Скотту удалось просунуть голову в футболку, может быть, за полсекунды до того, как Рут нанесла ему удар по лицу движением предплечья. Он закрыл лицо руками, но Рут принялась молотить его ребром ракетки. Она била его по локтям — то справа, то слева, по обеим локтям. Предплечья у него онемели, и он не мог поднять руки, чтобы защитить лицо. Одна бровь у него уже была рассечена. Она нанесла два удара с заносом ракетки назад по его обеим ключицам — при первом порвались несколько струн на ракетке, при втором отломалась ручка.
Ручка тем не менее оставалась довольно эффективным орудием. Рут продолжала колотить его по всем местам, которые подворачивались ей под удар. Он попытался выбраться из прачечной на четвереньках, но его правая коленка не выдержала его веса, а левая ключица была сломана. Поэтому Скотт не мог ползти. С каждым ударом Рут повторяла счет их геймов —
«Пятнадцать — восемь, пятнадцать — шесть, пятнадцать — девять, пятнадцать — пять, пятнадцать — один!»
Когда Скотт, закрыв лицо руками, замер в нелепой позе кривобокого молельщика, Рут прекратила молотить его. Помогать ему она не стала, но позволила подняться на ноги. Правая коленка у него была повреждена, и он сильно хромал, и наверняка каждый шаг отдавался сильной болью в его сломанной ключице. Бровь у него была сильно рассечена и кровоточила. Рут на безопасном расстоянии проследовала за Скоттом до машины. Она еще не выпускала ручку ракетки, вес которой без оголовника был для нее в самый раз.
Она с мимолетным сочувствием подумала о его правой коленке, но только в той мере, в какой травма могла повлиять на его способность управлять машиной. Потом она увидела, что машина у него с автоматической коробкой передач — он мог давить на педаль газа и тормоза левой ногой, если правая его не слушалась. Ее угнетало, что она с одинаковым презрением относится к мужчине, который водит машину с автоматической коробкой передач, и к мужчине, способному ударить женщину.
«Господи Иисусе, посмотрите на меня — я настоящая дочка своего отца!» — подумала Рут.
После ухода Скотта Рут нашла оголовник его ракетки в прачечной и бросила его в помойку вместе с тем, что осталось от ручки. Потом она запустила в стиральную машину свою сквошную одежду, кое-что из нижнего белья и полотенца, которыми пользовались они со Скоттом. Ей в первую очередь хотелось услышать звук работающей стиральной машины, и он и в самом деле успокоил ее. В пустом доме было слишком тихо.
Потом она выпила почти целую кварту воды и — опять голая — понесла чистое полотенце и два пакета со льдом к бассейну. Она долго принимала горячий душ в кабинке у бассейна, два раза намылилась, два раза сполоснула голову, а потом села на нижнюю ступеньку в мелкой части бассейна. Она приложила один пакет со льдом к правому плечу, а другой — к лицу, закрыв им скулу и правый глаз. Рут избегала смотреть в зеркало, но чувствовала, что скула и глаз распухли — правый глаз почти не открывался, смотрел сквозь щелочку. Утром глаз совсем закроется.
После горячего душа вода в бассейне поначалу показалась ей холодной, но на самом деле она была шелковистой, мягкой и гораздо теплее воздуха. Ночь стояла безоблачная, и на небе сверкали миллионы звезд. Рут надеялась, что и следующая ночь — когда ей нужно будет лететь в Европу — будет такой же безоблачной, но она слишком устала и не могла себя утруждать более глубокими размышлениями о предстоящем ей путешествии; она замерла, чтобы лед поскорее заглушил ноющую боль.
Она сидела так неподвижно, что к ней подплыла маленькая лягушка; Рут подставила ей ладонь, а потом вытянула руку и выпустила лягушку на настил, и лягушка поскакала прочь. Хлорка, растворенная в воде, в конечном счете убила бы ее. Потом Рут принялась тереть ладонь под водой, пока ощущение лягушачьей слизи (напомнившей о совсем недавнем ее опыте со смазкой) на коже не прошло.
Услышав, что стиральная машина остановилась, она вылезла из бассейна и переложила белье в сушилку, потом прошла в собственную спальню и легла на свои чистые простыни, прислушиваясь к успокаивающему знакомому бряканью или стуканью чего-то вращающегося и вращающегося в барабане сушилки.
Но позднее, когда она встала с кровати и прошла в туалет, обнаружилось, что ей больно мочиться, и еще она почувствовала что-то в новом месте — где-то глубоко в ее чреве, — где достал ее Скотт Сондерс. Там у нее тоже болело. Эта, другая, боль была не такой уж резкой — тупой, как накануне месячных, только до месячных ей было еще далеко, к тому же там у нее прежде не болело.