Мужчины не ее жизни
Шрифт:
— «Поддерживать друг друга во всех трудах…» — прошептала Рут, пытаясь вспомнить текст.
Она не боялась разбудить Скотта — трудно разбудить человека, который так сильно храпит. А стаканы продолжали постукивать друг о друга в посудомоечной машине. Зазвонил телефон. Он в последний раз звонил так давно, что Рут казалось, будто весь мир погрузился в глубокий сон.
«Опираться друг на друга во всех печалях… ухаживать друг за другом во всех болезнях, — вспоминала Рут то, что писала о браке Джордж Элиот, — слиться воедино в безмолвных невыразимых воспоминаниях
Это казалось совсем неплохой идеей Рут Коул, заснувшей наконец рядом с незнакомым мужчиной, чье дыхание громыхало, как духовой оркестр.
Телефон прозвонил не меньше десятка раз, прежде чем Рут услышала его. Скотт Сондерс проснулся, только когда Рут ответила на звонок. Она почувствовала, как его лапа ожила на ее груди.
— Алло, — сказала Рут.
Она открыла глаза, но лишь через секунду узнала цифровые часы отца. Еще одна секунда ушла на то, чтобы лапа на ее груди напомнила ей, где она и при каких обстоятельствах и почему она не хотела отвечать на звонки прежде.
— Я так волновался за тебя, — сказал Алан Олбрайт. — Я звонил и звонил.
— Ах, Алан… — сказала Рут. Шел третий час ночи. Сушилка остановилась задолго до посудомойки. Лапа на ее груди снова превратилась в руку и твердо ухватила ее. — Я спала, — сказала Рут.
— Я думал, ты умерла! — сказал Алан.
— Я поругалась с отцом — потому не отвечала на звонки, — объяснила Рут.
Рука ушла с ее груди. Она увидела, как эта же рука потянулась через нее к верхнему ящику прикроватной тумбочки, выбрала презерватив, снова в синей упаковке, потом вытащила из ящика тюбик со смазкой.
— Я пытался позвонить твоей подружке Ханне. Она ведь должна была быть с тобой? — спросил Алан. — Но все нарывался на ее автоответчик. Я даже не знаю, получила ли она мое послание.
— Не надо звонить Ханне — я и с ней разругалась, — сказала ему Рут.
— Значит, ты там одна? — спросил ее Алан.
— Да, одна, — ответила Рут.
Она попыталась лечь на бок, сжав ноги, но Скотт Сондерс был силен, ему удалось поставить ее на колени. Он выдавил достаточно смазки на презерватив, а потому вошел в нее с удивительной легкостью; у нее моментально перехватило дыхание.
— Что? — сказал Алан.
— Я себя ужасно чувствую, — сказала ему Рут. — Позвоню тебе утром.
— Я мог бы приехать за тобой, — сказал Алан.
— Нет! — сказала Рут — и Алану, и Скотту.
Она перенесла свой вес на локти и на лоб, пытаясь лечь на живот, но Скотт с такой силой прижимал ее к себе за бедра, что ей было удобнее остаться на коленях, и она продолжала стукаться макушкой об изголовье кровати. Она хотела пожелать Алану спокойной ночи — но дыхание у нее стало прерывистым, к тому же Скотт так сильно сдвинул ее вперед, что ей было не дотянуться до телефона, чтобы положить трубку.
— Я тебя люблю, — сказал ей Алан. — Извини.
— Нет, это ты меня извини, — сумела проговорить Рут, перед тем как Скотт взял у нее трубку и положил на аппарат.
После этого он ухватил обеими руками ее груди, сжал их так, что ей стало больно, и
К счастью, Рут не помнила подробностей эпизода с ничего не прикрывающим абажуром, но ее воспоминаний хватало на то, чтобы не хотеть когда-либо самой оказаться в такой позе. Но вот она оказалась. Ей пришлось со всей силой подать Скотта назад, чтобы не стукаться макушкой об изголовье кровати.
До звонка она спала на правом плече, которое все ныло после сквоша, но плечо не доставляло ей таких неприятностей, как Скотт Сондерс. Видимо, было что-то в самой позе, что ущемляло ее, и дело было не только в ее воспоминаниях. К тому же Скотт держал ее за груди гораздо грубее, чем ей хотелось бы.
— Пожалуйста, прекрати, — попросила она его, но он чувствовал, как она толкается в него, и тем сильнее напирал.
Когда он закончил, Рут легла на левый бок лицом к пустой кровати; она слышала, как Скотт смывает в унитаз новый презерватив. Поначалу ей показалось, что у нее кровотечение, но это были только избытки смазки. Когда Скотт вернулся в кровать и попытался прикоснуться к ее грудям, она оттолкнула его руку.
— Я тебе говорила, что мне так не нравится, — сказала она ему.
— Но ведь я попал куда надо, разве нет? — спросил он.
— Я тебе сказала, что мне не нравится сзади — точка! — сказала она.
— Да брось ты — ты подмахивала бедрами. Тебе понравилось, — сказал ей Скотт.
Она знала, что должна была подаваться назад, чтобы не стукаться макушкой об изголовье. Может быть, он тоже понимал это. Но Рут только сказала ему:
— Ты сделал мне больно.
— Да брось ты, — сказал Скотт.
Он потянулся к ее грудям, но она снова оттолкнула его руку.
— Когда женщина говорит: «Нет»… Когда она говорит: «Пожалуйста, прекрати», а мужчина не прекращает, что это может значить? — спросила Рут. — Не напоминает ли это изнасилование?
Он отвернулся от нее — лег к ней спиной.
— Брось ты. Ты же говоришь с юристом, — сказал он ей.
— Нет, я говорю с мудаком, — сказала она.
— Так… и кто это тебе звонил? — спросил Скотт. — Кто-то важный для тебя?
— Более важный, чем ты, — ответила ему Рут.
— С учетом всех обстоятельств, — сказал юрист, — я полагаю, он не так уж и важен.
— Пожалуйста, уйди отсюда, — сказала Рут. — Прошу тебя, уйди.
— Хорошо-хорошо, — сказал он ей.
Но когда она вернулась из ванной, он спал. Он лежал на своей половине кровати, выпростав руки на ее половину, — он занимал практически всю кровать.
— Вставай! Убирайся отсюда! — закричала она, но он либо крепко спал, либо хорошо притворялся.
Вспоминая потом, что произошло, Рут пришла к выводу, что следующее решение пришло к ней все же не сразу. Она открыла ящик с презервативами и вытащила оттуда тюбик со смазкой, которую выдавила в левое ухо Скотту. Смазка полилась из тюбика гораздо сильнее, чем ожидала Рут, — она оказалась жиже обычного геля и мгновенно пробудила Скотта Сондерса.